Расспрашивая об успехах Артура в Лондоне и любуясь Милисент напротив, потенциальные свахи не обращали внимания на Джулию, считая её чем-то вроде экономки, дуэньи, гувернантки или другой столь же незначительной личности, которую не стоит принимать в расчёт, сплетничая об устройстве судьбы собственных сынков и племянников. Её миловидность, которую портила всегдашняя серьёзность, даже суровость лица и здравый смысл, который вкупе с прямотой высказываний и точностью наблюдений понижал шансы девушки найти себе мужа, делали её мало привлекательной партией. Хотя её благоразумие и экономность и ценились высоко. Также как и честность, хотя и хорошее качество для христианина, но не всем она по душе, когда слышишь её в свой адрес. А её пристрастие вести финансовые, в последнее время не только их, дела больше отталкивали самоуверенных папаш, считавших, что это не женского ума дело, и приводило в ужас мамаш, хорошо разбиравшихся только во внешности окружающих их, несомненно, совершенно некрасивых молодых девушек соседей, количестве яиц для пирога, способах приготовления варенья, времени жарки бифштекса, длине шлейфа платья на приёме соседей, количестве безделушек на корсете или каминной доске и цвете занавесей для гостиной.
Поскольку Джулия вела дела, её банкиров и поверенных не удивляли её вопросы о наследниках её компаньонов, ибо из осторожности, а также, чтобы не выглядеть смешно и нелепо, она интересовалась и наследницами. Банкирам было хорошо известно, как молодые повесы проматывают состояние, нажитое их папашами, и за каких мерзавцев могут выйти дочери, оглупев от любви. Поэтому серьёзность и скрупулёзность Джулии никого не удивляла и не шокировала. Поскольку никому не приходило в голову, что столь хладнокровная и рассудительная девушка может вдруг влюбиться. Что же до брака по расчёту, то таковое просто не принималось во внимание – брак и Джулия были настолько несовместимыми понятиями, что словосочетание «замужество мисс Баттон» могло вызвать только недоумение. Джулия была кем-то вроде безликого и бесполого приложения к деловым письмам и финансовым делам её собственной семьи. Бесполым хронометром, изредка раздражавшим тем, что существует на свете.
Мать Джулии, видя, что её оставили в покое, была поначалу слегка разочарована: она ожидала свежих развлечений, занимаясь новым для неё делом. Однако её огорчение прошло, когда она вместе с младшей дочерью съездила в гости к одной из дальних родственниц мужа. Она ни за что бы не стала жить под одной крышей со сварливой старой девой, бывшей в юности первой кокеткой графства, надменно отказывавшей женихам одному за другим в ожидании наилучшей и достойной её партии, пока не осталось вообще никого, а ей самой не исполнилось столько лет, что брак с ней мог вызвать только усмешку, ныне же стремившейся при остатках жизни попасть в рай, если бы рядом с городом не разместился полк молодых драгун. Милисент вскружила головы всем без исключения молодым людям, не оказывая, впрочем, никому предпочтения. А её мать мнила, что и её чары не оставили мужчин равнодушными, поскольку скучающие офицеры не считали зазорным легкую интрижку со столь своеобразной дамой. По прошествии месяца, во время которого мистер Баттон получал гневные письма родственницы, клеймящей его жену и дочь как новых Мессалину и Магдалину, последние вернулись весьма оживлёнными и в радостном настроении. Новые знакомства поддерживались перепиской, которая была поначалу частой, а потом постепенно сошла на нет, что вызывало гримаску неудовольствия на лице Милисент, принявшейся с новыми силами кокетничать с окружавшими поместье её отца соседями.