– Ладно, – вздохнул я. – Дождемся
возвращения отца.
Это значило, что ужин откладывается.
Он и так откладывался – судя по возне женщин с угрями, матушка с
О-Сузу не собирались никого кормить, прежде чем глава семьи
объявится во дворе. Даже если в доме и есть иная еда, а угри
предназначались на завтра – ни мне, ни Каори не достанется и
крошки. Хоть я и отменно закусил в лапшичной – и отменно выпил,
каюсь! – призрак дневного голода ворочался в животе. Хихикал,
бормотал старушечьим голоском, драл по живому острыми
коготками…
Гром и молния!
Я-то закусил, перетерплю. Но ведь я
теперь не один!
– Широно?
– Я здесь, господин.
3
«Еще
одна маска, господин!»
Он стоял у забора, как всегда
неприметен.
Он ждал распоряжений, а я, словно
городской дурачок, пялился на его ноги. На белые носки из плотной
ткани, в которых Широно проходил весь день по улицам Акаямы из-за
сломавшейся сандалии. Стемнело, но не слишком, и я отчетливо видел:
носки белые, по-прежнему белые, хотя по всем правилам к вечеру они
должны быть черными от грязи.
Этого не могло быть. И тем не
менее…
– Я починю, господин. Не надо
беспокоиться.
Широно неправильно истолковал мой
взгляд. Протянул вперед сандалии, которые держал в руках, зажав
ремешки в кулаке:
– Я починю. Это несложно. Вот,
смотрите: уже целая…
Наверное, мой пристальный взгляд
смутил его. Широно забеспокоился и, желая как можно быстрее отвлечь
от себя внимание нового хозяина, допустил ошибку – сделал то, чего
делать не следовало бы. Он хлопнул ладонью по той сандалии, которая
утром сломалась на улице. От этого удара опорный брусочек не мог
встать на место, не мог закрепиться, как родной, будто и вовсе не
ломался – и тем не менее встал и закрепился, как сустав под ловкими
действиями костоправа.
– Видите, господин?
– Да, – ошалело пробормотал
я.
За свою жизнь я сносил много разных
гэта. Из ивы и липы, с широкими и узкими «зубами», как назывались
опорные брусочки; с ремешками из кожи и ткани; на низкой подошве
для хорошей погоды и на высокой для дождей. Ходил и в таких, что
стоит перенести вес на носок – и сразу «клюешь» вперед, проклиная
все на свете. Но сандалии, подобные тем, что носил Широно, я не
надел бы под страхом самого ужасного наказания, потому что сломал
бы себе шею, не сделав и десяти шагов.
Иппонба-гэта – их деревянная
подошва опиралась на один-единственный, чудовищно высокий «зуб». В