На самом деле в их планы, я думаю, не
входило столько возни, сколько вышло. Ребята собирались зажечь
свет, а потом, под прицелом десятка стволов, замкнуть мне руки в
молекулярки и отвести в помещение, переделанное, за время моего
отдыха, в допросную комнату. Видно им не приходилось еще иметь дело
с российским десантником. Я слышал только о похищении партизанами в
Европе функционера иезуитского ордена. Тоже спецназ не последний на
планете, у них подготовка сравнима с нашей, хоть и без присущей
винд-флоту специфики. Но все же к подготовке должен прилагаться
соответствующий боевой дух, так мне кажется. У иезуитов боевого
духа тоже хватало, но им не приходилось выносить из своих роддомов
задушенных рожениц и младенцев десятками, а нам приходилось. В том
числе и мне лично. Так что я внутренне был готов спустить с любого
партизана шкуру живьем.
Однако пока я еще находился в таком
положении, что шкуру запросто могли стянуть с меня самого. Надо
было что-то кардинально менять, и тут меня осенило. Я так спешил
выхватить у первого же поверженного варвара плазмоган, что не
удосужился обыскать тело получше. А ведь если термические гранаты
могли оказаться у тех, кто пребывал в раздумьях снаружи, то они
могли найтись и у тех, кто навек упокоился внутри. Подстегнутый
этой идеей, я, сильно пригнувшись, ринулся к лесенке. Пыль все еще
стояла столбом, с одной стороны это помогало мне двигаться почти
невидимым для противника, с другой и мне снижало обзор, так что я с
разбегу налетел на тело, споткнулся и растянулся, едва не
коснувшись лбом ступеньки под напряжением. Вот то был бы номер.
Собаки бездомные на окраине полопались бы от хохота, а надпись на
моей могиле гласила бы: "Не рой другому яму". Но раз Господь
Вседержитель отвел меня от столь позорной участи, значит дело мое
правое.
Отдышавшись пару секунд, я ощупал
поверженного варвара, и у меня сердце забилось чаще, когда пальцы
наткнулись на гладкие сферы термических детонаторов. Их было три
штуки. При таких раскладах с оставшихся трех тел, можно было снять
еще девять. Что я и проделал с великим воодушевлением.
Прикинув расстояние и траекторию
полета гранаты внутрь дверного проема, я сорвал чеку и запустил
снаряд в цель. Там с глухим хлопком шарахнуло фиолетовое пламя
перегретой плазмы, и вместе с пылью ноздрей коснулся резкий запах
озона. Я сорвал фазовый провод с лестницы, чтобы открыть себе путь,
оперся на нее ногой и швырнул в проем вторую гранату, на случай,
если кому удалось укрыться от первого взрыва. Снова ширкнуло
слепящее пламя, а в лицо пахнуло жаром, как от углей в камине.
Запах озона сделался раздражающим, почти нестерпимым.