Отставной
унтер-офицер медленно и демонстративно окинул взглядом «украшения»
своих родственников, вышедших в отставку рядовыми.
— Не то.
Самый главный у нас один. Его сиятельство князь Агренев, Александр
Яковлевич. Живых родственников у него двое, тетя да двоюродная
сестра. А ты — письмецо от батюшки передать, братья
приехали…
Долгую
минуту все молчали.
— Да,
неладно как-то все вышло. Ты уж извинись за нас, не со зла мы, по
незнанию.
Хозяин
опытной рукой разлил остатки водки по стопкам и
проворчал:
— Уже
извинился.
— И
чего?
— И ничего.
Он на вас и не сердился, наоборот, похвалил. Особенно тебя, Петро.
Быстрый, говорит.
— Так он же
нас и в глаза не видывал?
Вместо
ответа зазвенел колокольчик, тихо и мирно лежащий до этого на краю
стола.
Динь-динь-динь!
Казаки
удивлено наблюдали за господскими замашками родича. Вначале. Потом
чувство удивления резко прошло, оставив после себя одно только
одобрение — как только появилась все та же дивчина, с подносом,
причем раза в два больше первого. Не обращая никакого внимания на
откровенно ласкающие взгляды гостей, расставила горшочки,
переложила на стол тарелку с небольшими пшеничными лепешками,
большой графин с ягодным морсом и четыре гладких и высоких бокала —
после чего и вышла, унося с собой сожаление, а так же тайное
вожделение трех мужчин. Да уж! Такая красота могла бы и помедленнее
поднос разгружать, а то не все успели вдоволь
налюбоваться.
— Как же он
не видел, когда лично с вами «побеседовал»?
Петр от
такой новости аж приподнялся, разом позабыв свои недавние
мысли:
— То-то я
смотрю, парень этот все наши ухватки да подходцы знал, даже тайные!
Еще попенять тебе хотел, что чужих учишь, казачьему
спасу…
Григорий
взял в руки вилку, аккуратно снял крышечку с горшочка — и по
комнате поплыл до одури вкусный запах свинины, запеченной под сыром
«пармезан».
— Чему-то я
научил, чему-то меня научили.
Вслед за
ним и остальные принялись угощаться, дружно проигнорировав вилки. В
одной руке ложка, в другой кус хлеба — все, как и полагается за
нормальным столом, без всяких там господских замашек. Примерно с
десяток минут царило деловитое молчание, разбавленное
перестукиванием столового серебра и легким позвякиванием стаканов.
Затем вновь прозвенел колокольчик, и все те же ловкие руки
горничной убрали опустевшую посуду со стола, и поставили новый
графинчик с водкой, мисочку с копченостями и все те же четыре
стопки. Наблюдая, как три пары глаз провожают фигуристую прислугу,
хозяин покачал головой: