Отношения у нас в итоге сложились
довольно специфические. Никаких взаимных обязательств они не
предполагали по определению, но при этом ни я, ни, насколько мне
было известно, Муравьева, уже ничего не искали на стороне. И не
потому что, типа, «нельзя», а потому что «на дух не нужно». Но при
всем при этом мы вовсе не стали друг для друга неотъемлемой «второй
половинкой», без которой, мол, и белый свет не мил. И, повторюсь,
не считали себя записной «парочкой».
Ну, то есть я не считал. Был
совершенно уверен, что и Маша рассуждала так же – и только теперь,
когда она вдруг привела меня к Плахе, получил повод в этом
усомниться.
– Прости… – потупив взор, тихо
проговорила длинноножка в ответ на мое «Серьезно?!».
Затем снова подняла на меня
темно-голубые, почти синие глаза, явно ожидая какой-то реакции –
вопроса ли, спора ли – но я, признаться, просто не знал, что тут
можно сказать – и над Плахой повисло напряженное молчание.
– Прости, – повторила наконец
Муравьева. – Мне… Нам с тобой нельзя больше встречаться…
– Даже в классе? – неуклюже попытался
сострить я.
Получилось, надо признать,
двусмысленно: так-то было понятно, что встреч на занятиях нам всяко
не избежать. Но дело в том, что после отмены военного положения и
возвращения в Федоровку второкурсников, жилые комнаты перестали
оставаться в полном нашем распоряжении, и однажды, не найдя лучшей
возможности, мы устроили вечеринку на двоих в одной из учебных
аудиторий, от которой у Маши каким-то образом оказался ключ. Парты,
наглядные пособия, к ним бутылочка красного сухого… Вышло
памятно.
– Ты понял, о чем я, – грустно
вздохнула девушка.
Я кивнул.
В разговоре опять возникла неловкая
пауза.
– Я понимаю, что должна объяснить… –
произнесла затем Муравьева, но снова умолкла, не договорив.
– Ты ничего не должна, – покачал
головой я.
– Нет, – словно бы в пику мне твердо
заявила Маша. – Ты должен знать.
Я неопределенно повел плечами: как
скажешь, мол.
– Помнишь, как у нас все было в
последний раз? – задала она внезапно вопрос.
– Ну… – сконфуженно протянул я.
Еще бы я не помнил…
Тогда, признаться, все и впрямь
сложилось не очень удачно. Редкий, можно даже сказать уникальный
случай, когда я оказался не на высоте. Даже, кажется, вырубился в
самый неподходящий момент. Муравьева еще предположила, что виной
всему дрянное вино, доставшееся нам за ужином, и я тогда поспешил
согласиться с этой версией. Вино и впрямь в тот вечер было так
себе, это многие еще в столовой отметили.