Как ни странно - но в самом начале
Паштет получил по наследству от покойного мушкетера Шредингера
белье и одежду. Потом страдающий, словно куски мяса от себя резал,
а не вещи выдавал, Маннергейм вручил жуткого вида мушкет и унылого
вида тесак. В следующий заход Паша получил коня, седло и сбрую. Все
это было потрепано и пошарпано. Конь был смирный, но очень
малорослый, просто на удливление. Чуток побольше ослика. Паша даже
подумал, что швед - гад, на посмешище выдал какого-то дефектного
конька - горбунка, специально сходил помотрел на пасшихся лошадок,
принадлежавших роте. Такие же, разве что капитанский коник
сантиметров на десять повыше. Спросил у своих пушкарей.
- Тут у всех такая ерунда вместо
лошадей. Крысы с копытами - успокоил его тощий, унылый и ехидный
канонир Гриммельсбахер. Он был беден, как церковная мышь и
единственное богатство его заключалось только в громкой фамилии,
все остальное этот кнехт исправно продувал в кости, которые обожал,
но без взаимности явно. Фамилию проиграть было невозможно, потому
она всегда была при нем, в отличие от всего остального. Когда его
нанял Геринг, на бравом пушкаре была только драная дерюга вокруг
чресел намотанная. Сейчас Гриммельсбахер немного приоделся, потому
как гауптманн категорически ему запретил играть "на интерес" и для
игрока настал великий пост. Особенно досадный тем, что как раз при
игре впустую, кости явно издевались, ложась то и дело в выигрышных
комбинациях. Может кто бы и оскоромился, но гауптманн пообещал три
десятка палок и проигравшему и выигравшему в дуэли с пушкарем и все
опасались, не те сокровища пока накопил игрок, чтоб они перевесили
тридцать палочных ударов по заднице. А то, что Геринг слово держит,
особенно когда речь заходит о порке и прочих наказаниях - знали
все.
Хассе пожал мощными плечами, потом
заметил:
- Нормальных лошадей для войны в Росии
нет. Но у каждой монеты - две стороны. Рыцаря такая лошадка не
выдержит, так тут у русских рейтеров в доспехе полном и нету. Зато
жрет мало, почти все причем, и выносливая. Хотя русские за
нормальных европейских лошадей хорошие деньги платят. Я одно время
торговал конями, поставлял их русским.
- Это запрещено - заметил другой
пушкарь по кличке "Два слова". Черт его знает почему, но он
практически всегда в разговоре выдавал свою речь крайне скупо,
словно каждое слово было золотой монетой. Над ним посмеивались,
говоря, что и молится он тоже так же, отчего на одну молитву у него
уходит полдня. Фамилия у этого молчуна была такая, что первое время
у Паши вызывала смешок, потому как откликался "Два слова" на
фамилию Шелленберг.