В свите, ясно дело, и доктор
присутствовал. Только знали героические борцы за самостийную
Польшу, что доктором тот товарищ был, а вот врачом - нет.
Туповатый, одним словом. Так он пациента своего единственного и
протупил. Николай свет Александрович даже в Ниццу лечиться было
поехал, а там из всех болезней только абстинентный синдром остался,
по себе знаю. И то не помогло. Прямо оттуда и отъехал в сторону
дома вперед ногами. Жаль было царевича. Ярко автор его описывал.
Может быть, кои-то веки у страны нашей добрый хозяин бы
образовался…
Долго я еще под впечатлением от
книжицы той находился. Даже чуть было Владимира Владимировича
Александром Николаевичем не назвал. Так папашу несчастливого
наследника величали. И тогда на дороге именно она мне вдруг
вспомнилась. Когда, судя по цвету, бронзовые монетки с профилем
Государя Императора Александра II, Освободителя разглядывал из
карманов дохлого татя добытые.
На самой молодом из ржавого цвета
кругляков значился 1861 год. А, если я правильно помнил, преступный
инцидент в отношении Его Императорского Высочества случился только
в шестьдесят пятом. Вот и выходило, что парнишка-то жив был
еще!
Еще какая-то мысль крутилась в
голове. Чем-то еще был тот, шестьдесят первый год знаменит… Только
вот очень трудно вспомнить то, чего может быть и не знаешь. И Гера
- пассажир, придавленный моими припоминаниями сюжета той книжицы,
подсказывать отказывался. Тоже мне, помощник, прости Господи…
- Выб, барин, за кушаком поглянули, -
отвлек меня от тяжелых раздумий на ледяном ветру скрюченный на одну
сторону возница. – У татей могут и ассигнации водится…
- Как звать?
- Так-то Евграфом кличут, -
подозрительно прищурился раненый.
- Гинтар?
Лицо старого слуги тут же появилось в
приоткрытой двери. Надо же, услышал! Я вроде и звал не громко.
- Ты осматривал рану Евграфа. Он
способен довезти нас до станции? Или лучше будет поместить его в
экипаж?
- Er ist kräftig genug, dieser Russe.
Kann weiter fahren.
И снова я легко понял чужеземную
речь. Ну, крепок этот русский, так крепок. Повезло мужику. Мог и
костьми лечь или инвалидом на всю оставшуюся жизнь сделаться.
А вот интересно, мой пока
единственный подчиненный по аглицки шпрехает? И по-испански? Сам-то
я точно – нет. Ни тогда, ни сейчас. «Уипьем уодки» - вот и все мое
знание языка лондонских туземцев…