В кабинете царил полумрак. Я закрыла
дверь на ключ, чтобы не мешали, и некоторое время стояла у окна,
любуясь умытым дождем березовым лесом, над которым медленно всходил
огненный шар солнца. Все же я соскучилась по виду из своего окна,
особенно по возвышающемуся над лесом столетнему дубу. Когда погода
станет лучше, надо будет навестить старого друга. Вековые деревья
мудрые, не то, что люди.
Отвернувшись, я подошла к столу и
зацепила голенью забытое зеркало. Зеркало покачнулось, чудом не
упав. Выругавшись, я помянула Пу недобрым словом – нельзя так
обходиться с наследством прапрабабки Алиции, тем более – перед ее
изображением.
На картине Алиция была не уродливой
старухой (портрет старухи мы повесили в комнате Призрака, там ему и
место), а настоящей и так похожей на меня. Те же черты лица, та же
фигура, только вот длинное белое платье с воланчиками, бантиками и
кружевками я надела бы вряд ли.
И такого шикарного, черного зверюгу,
что сидел в ногах у прапрабабки, мне, увы, нигде не достать. Вроде,
пес как пес, хоть и крупный, но взгляд притягивает, не оторваться.
Сам пес гибкий, мускулистый, с иссиня-черной, переливающейся в
свете свечей шерстью. И глаза его, так тщательно нарисованные
художником, кажутся живыми и почти человеческими.
Зимними вечерами я любила сидеть у
камина и смотреть в эти глаза, придумывая новое заклинание.
Почему-то это помогало сосредоточиться и быстрее войти в астрал,
забыв о внешнем мире, почему-то взгляд этот был для меня более
привлекательным, чем взгляд любого мужчины. Наверное, я все же
ненормальная и с ума сошла от одиночества. Или же просто... кто его
там знает?
Со вздохом я отвернулась от портрета,
подняла с пола зеркало, протерла его бархатной тряпочкой и повесила
на место – над камином.
Пу его там не любила, ворчала, что
высоко и фиг дотянешься, но меня последнее и устраивало: Пу дай что
в лапы, так сразу разобьет или сломает. А зеркало было той вещью,
которую не больно-то хотелось увидеть разбитой. Вон же оно, вернее,
его изображение, стоит на столе за спиной Алиции, отражает вазу с
огромным букетом белоснежных роз. Я тоже любила белоснежные розы,
их дарил мне отец на каждый день рождения. Огромный, сладко
пахнущий букет… дарил. Давно уже, казалось, в другой жизни.
Рука с бархатной тряпицей машинально
водила по зеркалу, стирая пыль и грязь. Стало вдруг дико интересно:
что так усиленно рассматривала в магической вещице Пу в ночь моего
прилета? Хитрый Гремлин воображает, что легко отделался – мол,
никогда не узнаю я ее маленькой тайны – только и у меня в запасе
имеется пара простеньких штучек... секрет коих пушистой лучше не
раскрывать, во избежание.