– Откуда ты знаешь язык маака?
– Меня учила мама, – ответил он и сел.
– В Городе?
– Нет, в лесу. Вот она. – Он сунул руку в незаметную щель под
ворсом пола и, бережно достав оттуда кусок высохшей светлой коры,
подал его Ливьен. На коре чем-то черным неумело и схематично был
нацарапан контур фигуры бабочки.
– Мама была красивая самка, – полувопросительно сказал он, явно
ожидая от Ливьен подтверждения.
Но на нее рисунок впечатления не произвел, и она вернула его с
неопределенным кивком.
Рамбай благоговейно коснулся коры губами и запихал ее обратно в
щель.
– А как вы здесь оказались?
– Мама убежала из Города. И принесла сюда меня. Рамбай был еще
личинкой.
– Почему ты называешь себя то “я”, то “Рамбай”?
– Потому что я – Рамбай, – он для убедительности выпучил глаза и
пошлепал себя ладонью по груди. Но потом честно признался: – Рамбай
не понял твой вопрос.
– У нас о себе всегда говорят “я”, – попыталась объяснить
Ливьен, – и никогда не называют себя по имени.
– А-а, – понимающе кивнул он. – В языке маака есть слово “я”, в
языке племени – нет.
Ясно: дикари не пользуются личными местоимениями, вот он и
сбивается на их лексику.
– А почему твоя мама сбежала в лес? Она нарушила закон и боялась
наказания?
– Нет, мама была хорошая. Она... как объяснить?.. – он в
затруднении скривил губы. – Рамбай помнит, что она говорила, но не
понимает... – он беспомощно развел руками.
– А что она говорила?
– Что не хотела, чтобы из Рамбая сделали думателя.
– Что? – сказанное им не укладывалось в ее голове.
– Мама говорила, что слишком любила меня. И не хотела, чтобы из
меня сделали думателя. – Повторил он. – Рамбай не знает, что это
значит. А это у тебя что? – он коснулся рукой ее диадемы.
– Так, – уклончиво покачала она головой. В конце концов это –
единственная связь с цивилизованным миром, которая осталась в ее
распоряжении. – Украшение.
Слова Рамбая о думателе повергли ее в шок. Ведь они проливали
свет на многое и переворачивали все ее представления о совершенстве
общественных порядков Маака.
3.
Всякий был недоволен соседом своим
И покинул свое гнездо.
Но в другом лесу все вместе опять.
Разве кто-то мечтал о том?
Только ты одна осталась, о Мать.
Только ты и ушла притом.
“Книга стабильности” махаон,
т. II, песнь XI; мнемотека
верхнего яруса.
На первый взгляд, из того, что Ливьен узнала из беседы с
Рамбаем, уклад жизни племени ураний показался ей простым и
бесхитростным. Взрослые самки занимались хозяйством и учили тому же
молодых, самцы – охотились, параллельно так же занимаясь обучением.
Самец имел столько жен, сколько хотел и мог прокормить.