***
В полутёмной прихожей, увешанной деревянными распятиями и освещённой тусклой лампочкой, я объяснила Илинке:– Я в опеку позвонила. Завтра с утра приедут, будут искать опекунов…– Ой, горюшко… – завела та, всплеснув полными руками, – и я в который раз подумала о том, что опекуном как раз может стать она. – Ой-ёй-ёй…– Пусть пока у вас поживёт, если вы не против. А то там, дома, отмыть всё от крови ещё надо.– Да я отмою, отмою! – взвыла фермерша и тут же прижала ладонь ко рту. – Пусть всегда у нас живёт! Не отдавайте вы ребятёнка этим иродам!– Каким?– А то не знаете! Мы ведь и в детдом в Тулчу продаём! И молоко, и творог, и масло. Когда муж возит, а когда и я. Видела я, как они мальчишку какого-то в луже топили, а он, тощенький, брыкается… Чтобы нашу Лалку туда… Да ни в жисть!– А вы в курсе, есть у Марешей родственники?Илинка помотала головой так, что выбившиеся из «шишки» чёрные волосы, мотнулись по лицу.– Одни они. Как приехали – не было у них никого. И в гостях ни разочка.– А откуда они приехали?– Григор… царствие ему небесное… говорил, из Бухареста они…– Ясно. Спокойной ночи!Я уже шагнула к порогу и вдруг… кресты стали один за другим переворачиваться. Прямо как в кино «Заклятье-2». Я вживую такого никогда не видела и от любопытства подвисла. А Илинка затряслась всем телом, с диким ужасом вылупилась на меня и указала пальцем:– Ведьма! Батюшки… ох… Нечистая!Я выскочила на крыльцо и ретировалась в участок. Очень хотелось сделать две вещи: допросить каким-нибудь образом Флорику и потрясти за грудки Мариана: какого дьявола, собственно, происходит?!
Глава 4. Девочка с косичками
В тёмном участке за стойкой сидел и курил хмурый Антон. От света настольной лампы его седые волосы золотились, а на лице чётче обозначились морщины. На столе лежала раскрытая новая папка и лист протокола, который Калдарару старательно заполнял.Я плюхнулась рядом, достала ноут и принялась перекидывать материалы допроса, чтобы приобщить к делу. Какое-то время тишину нарушал только скрип его ручки и шум вентилятора ноута.– Допрашивал? – не утерпела я.Антон кивнул.– И какой мотив?– Молчит она, – неохотно отозвался он.– Как молчит? – я вспомнила, как Лалка говорила, что мать ни разу ни словечка не произнесла. – Я же слышала, как он колыбельную пела, когда мы вошли!Антон бросил за меня быстрый взгляд:– Значит, пережарилась в участке. Езжай давай домой.– Ну вообще-то я допросить Флорику приехала! – Да ладно?– И мотив у меня есть, потому что я дочку Флорики уже допросила!– И какой же мотив?Я молча включила запись допроса на словах Лалки о том, что матери не нравилось внезапное внимание отца к ней.Антон только хмыкнул.– И как ты немую разговоришь?– Есть многое, мой друг, Горацио… – задрав нос, процитировала я. Знаю, меня за это сильно не любят, а мужики – особенно, но устоять-то, чтобы не поддразнить сложно. – На то я и психолог.– Гунари вернулся. Он приведёт. У тебя полчаса, Деменитру. – Час.– Сорок минут.– Сорок пять.– Каська!– Меня уже здесь нет!