Тем не менее, отвечаю:
— Это была самооборона.
Здравый смысл подсказывает, что лучше молчать, иначе каждое мое
слово может и будет использовано против меня… Нет, не в суде, а
здесь и сейчас. И если не выйду из допросной, никто не удивится.
Сопротивление стражам порядка — частая эпитафия в наше время.
Проклинаю себя, надо было все-таки заткнуться, потому что при
моих словах Синий расплывается в хищной улыбке.
— А Роберт говорит, что все было наоборот. — Он стучит пальцем с
неровно остриженным ногтем по планшету, в котором, очевидно,
сохранены показания. — Ты подкараулил его и напал. То же самое
подтверждают остальные работники цеха.
На этот раз мне хватает ума промолчать. Казнят или упекут
пожизненно за решетку, как папу, но мои слова точно ничего не
изменят. Мама в таких случаях говорила: «Бог им судья». Но вот
только в Бога я верю теперь еще меньше, чем в справедливость.
Синий устало вздыхает, а его взгляд неожиданно смягчается. Он
кладет планшет на стол и толкает ко мне.
— Приложи ладонь, этим ты подпишешь признание. — Не подпишу —
мне отсюда не выйти, прекрасно это осознаю. Уже поднимаю руку и
заношу ее над планшетом, как он продолжает: — Признание в нападении
и причинении особо тяжких телесных повреждений Роберту Клемменсу и
убийстве Мориса Рамзи.
Моя ладонь зависает в воздухе.
— Какого черта… — шепчу, чувствуя, как подкатывает к горлу. Мо,
черт вас дери… Мо! За что?!
— Ну же! — прикрикивает Синий. А я слышу шорох за спиной: Серый
с готовностью подходит ближе.
Поднимаю глаза.
— Я. Ничего. Не подпишу, — четко произношу, чеканя каждое
слово.
Да, отвертка в глазнице Боба — моя заслуга, моя вина, если им
угодно. Неважно, кто начал, кто ответил. Пускай. Приму, не моргнув.
Но Мо… Кто знает, за что расправились с ним. Ощущаю укол совести,
которая настаивает, что я — главная причина его смерти. Сглатываю.
Пускай косвенная причина, и все же на моих руках нет его крови.
Признание я не подпишу, как бы ни выбивали.
Тут же прилетает откуда-то со спины и слева. Челюсть обжигает
огнем. Если бы не стул, валяться бы мне на полу, но удается
остаться в вертикальном положении. Цепляюсь в сиденье так, что
белеют костяшки пальцев. Еще вчера рассеченная губа снова лопается,
по подбородку течет горячая струйка.
— Подписывай!
Синий подвигает планшет ближе, а грубая клешня Серого пригибает
меня за шею к столу, так, что практически утыкаюсь носом в экран.
Несколько алых капель падают и растекаются по гладкой
поверхности.