– Понимаю… – согласился священник, тем не менее не
глядя на собеседника. – Видите ли, брат Игнациус… все так
сложно… вы вот сказали о ревизоре – был такой лет пять назад,
пытался вразумить господина барона; до меня дошло, что грозился
отобрать майорат в имперскую казну, если тот… А вскоре к нам
нагрянул сосед – тоже барон не слишком высокого полета… то
есть…
– Ясно, – подбодрил его Курт. – И что же?
Священник понуро пожал плечами, вздохнув.
– Если оставить в стороне все то, что он наговорил, и
сказать кратко, то – заявил, что теперь он будет нашим
бароном. И налог надо отдавать ему. А что мы сделаем? С семью-то
стражниками… Уже больше четырех лет платим и своему, и чужому.
Понятно, подытожил Курт уже про себя. Если местному владетелю с
уже упомянутыми семью людьми особенно не на что рассчитывать, то уж
сосед-то, надо полагать, берет по полной…
– Почему вы не рассказали мне о найденных недавно телах?
Полагаете, это не важное событие? – перебил он снова. – У
вас часто случаются преступления?
Справившись с очередным приступом паники, отец Андреас
пробормотал:
– Преступления – бывают, ведь за порядком следить
некому… бывает, кого изобьют, а грабить – нет, не грабят,
кражи чаще… смертоубийства – нет, что вы, это не часто, то
есть, вообще редкость, это разве если какая драка, если ненароком…
А два тела – так то звери, разве ж это вас касается… то
есть, – испуганно спохватился тот, – разве ж это дело для
вас, это егерь должен заниматься… То есть, должен был бы, если б он
у нас был…
– Звери? – с сомнением повторил Курт. – А мне
сообщили, что ни порванного мяса, ни крови рядом, ничего
такого.
– Как – ни порванного?.. Горло разодрали, как есть в
клочья, это рыси. Кому ж еще?
– Царапины?
– Что?
– Царапины, – повторил он. – Есть глубокие
царапины? На руках и ребрах.
Отец Андреас понурил голову:
– Не знаю. Я не видел.
– То есть как это – не видели? А кто же занимался
расследованием? Кто отпевал усопших?
– Да какое расследование, если звери? Пришел капитан,
осмотрел место, тела, сказал «звери»; а мне отпевать довелось
уже приготовленных к погребению, омытых, одетых…
– Но руки? Сложенные на груди руки вы ведь видели?
Лица?
– Видел. Царапин не было.
Значит, не рыси, подытожил Курт. Рысь – не волк, одним
движением шею перекусить она не может. Когда рысь нападает на
человека, происходит борьба, пусть безнадежная и короткая, пусть
обреченная, но происходит. Человек закрывается руками, падает на
землю, катается, пытаясь сбросить с себя напавшего, а уж как рысь
удерживает добычу, известно – когтями за любую подвернувшуюся
часть тела. Это знает даже ребенок, который хоть раз играл с
домашним котенком или видел, как кошка хватает мышь, пытающуюся
ускользнуть в щель под порогом. И руки, и лица тех, на кого
нападает рысь, если уж не ребра, должны были бы быть изодраны или
хоть исцарапаны ветками и корнями.