С этим Бруно надо что-то делать. И ведь в самом деле, прав отец
Андреас – он подозрителен. Парень не туполоб (хотя заигрывания
с инквизитором, а тем более молодым, который может пустить его ко
дну из одного только оскорбленного самолюбия, есть очевидная
глупость) и еще излишне молод, чтобы удовольствоваться
существованием в таком месте, как Таннендорф. Конечно, здесь ему
досталось дармовое жилище, но все же… все же… Все же он производит
впечатление человека, неискусно и не слишком разумно скрывающегося
по какой-то причине в захолустье.
Решившись, Курт прошагал к столу и зажег свечу; свеча была
новенькая, целая – трактирщик, судя по удивительно чистому
постельному белью и отскобленному полу, постарался устроить своего
единственного и к тому же важного гостя со всем доступным ему
шиком. Выложив на стол лист бумаги и письменный набор, Курт извлек
из сумки Новый Завет в кожаной обложке. И обложка, и страницы, и
каждая буква в этом томике были такими же в точности, как и у
любого члена Конгрегации – от Великого Инквизитора до
начинающего следователя, едва покинувшего стены академии, каковым
являлся он сам. Переписчиками этих экземпляров были тысячу раз
проверенные на аккуратность, внимательность и твердую руку мастера,
и каждая строчка повторяла такую же, каждая страница имела ровно
столько же строк, сколько в любой другой такой книге по всей
Германии. Не раз уже Курту приходила в голову мысль, насколько
непочтительным к Писанию является таковое использование его текста.
Когда он, запинаясь и тщательно подбирая слова, задал этот вопрос
главе академии святого Макария при получении своего экземпляра, тот
улыбнулся, глядя на воспитанника с умилением, и вкрадчиво спросил:
«В ереси обвиняешь наставника?» Курт тогда попросту оцепенел и
ответить не успел – ректор хлопнул его по плечу и, склонившись
к самому уху, усмехнулся: «Все верно. Плох тот инквизитор, который
не мечтает сжечь Папу», чем вверг выпускника в совершенную оторопь
и почти трепет. Шуточка эта ходила среди курсантов шепотом, и тех,
от кого ее невзначай успевали услышать, пороли нещадно.
Курт вздохнул невольно улыбаясь, придвинул к столу ближе
табурет, сел, взявшись за перо. С другой стороны, когда-то
внушительные и солидные наставники академии ведь тоже были молодыми
начинающими дознавателями; пусть самой академии тогда не имелось
еще и в помине, но едва ли ее питомцы измыслили этот анекдот
первыми…