Тем не менее некая польза из произошедшего была извлечена –
вкупе с уже полученными сведениями начал вырисовываться характер
настоятеля. При первом знакомстве Курт побывал в его келье, и что
его поначалу удивило, так это ее расположение – в отдалении от
прочих, но не в самой большой комнате, а в маленькой каморе у
лестницы – и размеры – самые скромные, как он предположил (и не
ошибся) среди всей братии. Смущаясь, аббат пробормотал нечто о
скромности и непозволительности роскошествовать, упомянув тут же об
уюте и спокойствии, о памяти смертной и многом другом. Курт же,
приметив, что постель его находится под самым сводом, образованным
подъемом лестницы снаружи, а стол со светильником и Писанием – в
глухом углу, сделал вывод: отец настоятель не любит открытого
пространства, предпочитает замкнутый мирок и, наверное, спал бы
вовсе в гробу, дай ему на то волю и дозволение. Ergo[9],
аббат – человек, тяготеющий к огражденному, тихому
существованию, не обремененный тягой к властвованию за пределами
этой ограды, любящий тишину, но не терпящий, когда внутрь его
обнесенного стеной мира проникают личности, нарушающие покой и
ставящие под сомнение его главенство в этом мире. И, что
немаловажно, он – человек, который не вступает в конфронтацию
с сильным, предпочитая отыгрываться на слабом. Одним словом, для
себя Курт поставил на аббате пометку «неудовлетворительно».
Священник до подобных умствований не поднимался и, когда для
разбора дел все трое уединились в настоятельской келье, совершенно
искренне рассыпался в похвалах относительно ее устроения.
Настоятель с польщенной скромностью потупился, еще более заострив
при том горделивую осанку, и волну самодовольства, хлынувшую от
него, не ощутить было нельзя даже Курту, в отличие от некоторых
следователей не обладавшему восприимчивостью к тонким материям. По
крайней мере, похвала священника растопила корку оледенелого
неприятия, которой оградился аббат, посему дальнейший разговор
протекал в духе почти братского сообщничества и покоя. Курт
терпеливо принял участие в обсуждении погоды, возраста различных
построек монастыря, вежливо похвалил кухню (снова), еще более
вежливо – недавно достроенную часовню (снова); священник же,
кажется, тяготился разговором еще больше, но с каким-то нездоровым
самоистязанием продолжал его, невзирая на явное желание поскорее
завершить. Наконец, поняв, что это может продолжаться бесконечно,
Курт намекнул на нехватку времени, и тот спохватился, понимающе
кивая и улыбаясь не к месту.