– Спокойно… – повторил Финк и, отступив, без сил сполз
на пол, опустив голову на колени и нервно притопывая по полу носком
башмака. – Какое, к черту, спокойствие… Бекер, мне ведь даже
не виселица грозит! Если б взяли за старые грешки – я б тебя не
звал, – он тяжело приподнял голову, глядя на Курта с
вымученной ухмылкой. – Не скажу, что совсем бы не расстроился,
но тебя бы о помощи не просил. Договорились ведь… Но меня
собираются порвать за то, в чем я не виноват. И… даже вообразить не
могу, что полагается за такие убийства; четвертование по меньшей
мере. А кроме того – все, совершенно все будут уверены, что это я!
Братва будет думать, что я чертов извращенец. Я много чего
натворил, но не хочу, чтобы на меня вешали такое,
понимаешь?
Курт тяжело вздохнул, опустившись на корточки и привалясь к
решетке плечом, и окинул взглядом щуплую фигуру Финка.
– Переломов нет? – спросил он участливо, и тот
усмехнулся, вяло махнув рукой:
– Грамотно лупили… Ничего. Это у вас все тонко и изящно –
иголки, там, под ногти, шильца-мыльца всякие, а эти попросту –
сперва в зубы, после ногами под дых. Впервой, что ли; дело
привычное… Не это самое страшное.
– Ладно, Финк, – кивнул Курт приглашающе. –
Рассказывай, что можешь.
– Я… – немного растерянно проронил бывший
приятель, – честно тебе сказать, не знаю, что и рассказывать.
Я просто не могу понять, как оказался там, с ножом этим и
девчонкой, вот это я тебе могу сказать с уверенностью.
– Хорошо. Расскажи то, о чем с уверенностью сказать не
можешь.
– Что? – переспросил тот устало; Курт вздохнул:
– Ты сказал, что не можешь вспомнить, как оказался на
свалке за городом. Начинай рассказывать, что ты делал в тот день –
до момента, который помнишь.
– Черт, извини, Бекер, мозги кру́гом, ни хрена не
соображаю… – пробормотал Финк обреченно, потер кулаками глаза,
встряхнув головой, и решительно выдохнул. – Так. В тот день…
Вчерашний вечер – вот что я помню последнее. Сидел в трактире –
знаешь, в который добрые горожане не ходят; помнишь?
– Помню. С кем ты был?
– Сначала с моими парнями; накануне обчистили… – он
запнулся, закусив губу, и Курт вздохнул снова.
– Финк, – произнес он наставительно, – давай-ка
условимся: рассказывай все честно, иначе я тебе помочь не сумею.
Все твои прегрешения сейчас меня не интересуют, разве что в смысле
фактов и событий очень важного для тебя дня, и мне глубоко плевать,
кто из горожан вчерашним вечером расстался со своим добром. В твоем
положении, кстати сказать, не самой дурной отмазкой будет «в это
время я в другом конце города резал другого»; согласись.