– Нет, – возразил Курт тут же, – это не влияет на
мои выводы. Наше с ним знакомство сказывается только на одном: все
то, что мы обыкновенно пытаемся вывести в продолжение допроса –
характер подозреваемого, склонности, слабости, манеру поведения – я
уже знаю. С поправками – ведь прошло немало времени – но все же
знаю.
– Предполагаешь с некоторой долей уверенности, –
поправил Керн, и он кивнул.
– На этот раз с вами соглашусь.
– Хорошо, пусть так; мое доверие к тебе мы обсуждать не
станем, я беру свои слова назад. Обсудить мы можем вот что: могут
ли посторонние узнать о твоем знакомстве с арестованным?
– О Дитрихе с Густавом, полагаю, можно не беспокоиться,
верно? – с невеселой улыбкой ответил Курт; начальство вяло
махнуло рукой в сторону двери:
– За Хоффмайера ручаешься? Веришь ему?
– Как себе, – не думая, кивнул Курт. – Этот будет
молчать или рассказывать о том, о чем я скажу. Более всего меня
тревожат магистратские солдаты. Шестеро из них знают, что
произошло, и знают Финка в лицо – они арестовывали его; трое знают,
кто он такой. Кроме тех шестерых, еще двое из охраны тюрьмы видели
его мельком и знают, за что он был арестован. Также трое на
городских воротах – кроме мусорщика, и они видели его с убитой.
Бюргермайстер не ручается за надежность ни одного из них.
– Предлагаешь их ликвидировать? – без улыбки спросил
Керн, и Курт со столь же серьезным лицом пожал плечами:
– Недурно бы, да боюсь, Хальтер расстроится… Я побеседовал
с ним, и – он убежден, что солдаты проболтаются, хотя приказ никому
и ни о чем не говорить он дать обещал.
– Дисциплинка…
Курт не ответил; сказать здесь было нечего. Он и сам уже не раз
подумал сегодня (хотя и не упомянул в разговоре с бюргермайстером),
о том, что в Друденхаусе подобной проблемы не было и быть не могло:
всякий, от обер-инквизитора до стража, попросту стоящего у входа,
знает не десять заповедей, как прочие добрые христиане, а
одиннадцать, и первая из них гласит: «О происходящем на службе – не
болтай». Для этого не требовалось никаких нарочных указаний – это
все просто знали. Сам Курт, преступивший сию заповедь
всего единожды (пусть и не совсем по своей воле), знал на
собственном опыте, как скверно может обернуться подобная
словоохотливость…
– Если до горожан дойдут сведения о происходящем, –
продолжил Керн задумчиво, – все равно первые несколько дней их
не будет смущать тот факт, что преступника перехватила Конгрегация:
убийство жестокое, само по себе не привычное и не обыкновенное,
посему наше вмешательство может быть воспринято как нечто логичное.
Однако же, если кто-то из не в меру осведомленных и памятливых
личностей проведет, так сказать, параллель между некогда
арестованным племянником пекаря Фиклера и тобою, а после – между
тобою и Вернером Хауптом… Вот тогда нам станет плохо. Распутаешь
дело за пару дней?