– Бог ты мой, – устало вздохнул Курт, следя за тем,
как помощник садится в снегу, неуклюже поворачивая правую
ногу. – Ты издеваешься. Почти шесть лет на службе – и все еще
не научился держаться в седле?.. Или, может, просто лошади тебя не
любят.
– Приятно, когда друга заботит твое самочувствие, –
буркнул Бруно, осторожно поднимаясь, и ухватился за повод, едва не
упав.
– Как ты? – с готовностью озаботился Курт. –
Ничего не сломал?
– Подвернул ногу.
– Спасибо – снег, – кивнул он, с насмешкой пронаблюдав за тем,
как помощник карабкается в седло, и двинулся дальше. – Nullum
malum sine aliquo bono[6].
– Скажешь это, выкалывая изо льда мой труп.
– Боюсь, я и сам буду в том же льду, – возразил Курт
уже серьезно, оглядываясь вокруг. – Начинает смеркаться; через
час-полтора при такой погоде настанет полная мгла, если ненароком
собьемся с дороги, заплутаем вконец. И теперь-то ее уже почти не
видно. Вскоре придется остановиться. Или – если прибавим шагу, до
темноты можем успеть вернуться.
– Надеешься, что те милые люди таки развели костер и дадут
погреться?
– Забавно будет увидеть физиономию старосты при моем
повторном явлении.
– Ты асоциален, – уверенно сообщил помощник,
поморщась, когда ушибленная нога неловко шевельнулась в стремени;
Курт отмахнулся:
– Наглая ложь. Я душа компании… Мы возвратимся. Если в
ближайшее время не подвернется еще одна деревушка или, на худой
конец, какое-никакое природное укрытие для ночлега. Я свято чту
твое душевное равновесие, но придется потерпеть угрюмые рожи и
косые взгляды ради возможности пережить ночь, не окоченев до утра.
Еще полчаса, – приговорил он в ответ на кислую мину. – И
возвращаемся.
Бруно не ответил, лишь вздохнув и попытавшись заставить коня
шагать быстрее. Жеребец косился на седока через плечо, точно
удивляясь тому, что не последовало праведной кары за столь
своенравное поведение, и нервно прядал ушами, отфыркиваясь от
летящих в морду снежинок. Снежинки оседали на гривах, на упряжи,
смерзаясь от дыхания на ресницах и слепя, и когда в густеющих
сумерках замелькали сквозь крапчато-белую пелену бледные огоньки,
Курт поначалу счел это обманом зрения, мнимыми искорками в
утомившихся за день глазах, не сразу поняв, что видит освещенные
окна в темной туше какого-то строения чуть в стороне от тракта.