– Господь услышал твои молитвы, – заметил Курт,
подстегнув жеребца, и без того зашагавшего бодрей при виде
близящегося окончания пути.
Одинокий трактир, столь уместно угодивший навстречу, был точно
облеплен белой мукой по всем карнизам и крыше, и назначение его
постигалось по пустующей коновязи, отсутствию ограды и вывеске над
дверью, где за примерзшим к ней снегом угадывалось изображение
кровати, выполненное тремя жирными штрихами, и стоящей на ней
кружки.
Нутро небольшого зальчика было охвачено полумглой; мрак озарял
подрагивающий огонь светильников, водруженных на столы и стойку, и
большое алое пятно света, порожденное полыхающим почти в полную
силу очагом. От внезапного тепла, обнявшего со всех сторон,
закружилась голова и уже через два мгновения бросило в жар; Курт
торопливо расстегнулся, срываясь с крючков оледеневшими, почти
ничего не чувствующими пальцами, и сбросил капюшон на спину, оросив
порог снегом. Помощник, на ходу распахивая полы фельдрока,
прихрамывая, прошел к ближайшему от очага столу, бросил на пол
сумку и обессиленно уселся, блаженно вытянув ноги.
– Только рискни попенять, – предупредил он тихо, когда
Курт, неспешно приблизясь, отошел к самому дальнему краю скамьи,
косясь в очаг с недовольством. – Я промерз до самой печенки и
с места не сдвинусь ради потакания твоим фобиям.
– Как нога? – не ответив, справился он; Бруно
отмахнулся:
– Побаливает.
– Хорошо, – мстительно усмехнулся Курт.
На то, как новый постоялец, гремя оружием, усаживается на
скамью, владелец придорожного заведения взглянул привычно и
равнодушно, и когда, подойдя, осведомился о желаниях прибывших, в
голосе не звучало ни настороженности, ни враждебности, из чего Курт
сделал вывод, что на посещаемость тот не жалуется и навидался
всякого.
– Комнаты свободные имеются? – уточнил он; владелец
махнул рукой к потолку:
– Свободны, господа, почти все. Немного сегодня народу –
тракт пустует; кто застрял здесь в непогоду, только те и есть.
Изволите снять?
– Одну. И у нас кони снаружи. Хотелось бы, чтоб, собравшись
уезжать, мы не обнаружили вместо них ледяные статуи.
– Не тревожьтесь, – улыбнулся трактирщик, кивнув в
сторону, где у порога, тщательно заворачиваясь в тяжелую шубу,
перетаптывался молодой парень с обветренными покрасневшими
щеками. – Мой сын Вольф. Он все устроит в лучшем виде… Меня
зовут Альфред Велле, я здесь владелец и за все отвечаю; если же
будут жалобы или пожелания касательно трапезы, моя супруга Берта
будет рада вам угодить. Имея в виду погоду и ваш крайне утомленный
и озябший вид, господа, могу предложить для начала наваристой
мясной похлебки – как нарочно для вас, минуту назад снятой с
огня.