— И как вы исправляли ситуацию?
— Я ведь говорил — склонюсь перед следователем, который
сумеет обойтись в своей работе лишь словами, — отозвался он,
слезши с парты, и прошел обратно к кафедре. — Слова же — это
все; это ваше самое главное оружие, когда между полным завершением
дела и вами стоит только чье-то молчание. Одно лишь слово может
поставить точку; даже просто тон, которым вы его произносите,
громкость вашего голоса et cetera, et cetera. Но об этом
уже после и, скорее всего, не со мною.
Аудитория разразилась всеобщим недовольным вздохом, и Курт
выразительно постучал по давно опустевшей колбе часов, стоящих на
кафедре:
— Я и без того превзошел отведенное мне время, ваши
наставники того гляди примутся ломиться в дверь и уж точно никогда
более меня не пригласят.
— Id est[13], можно ожидать, что вы появитесь в
академии снова?
— А к чему вам я? — возразил Курт. — Здесь вы
слышите то же самое.
— Ну, не совсем, — вздохнул окончательно осмелевший
курсант с последней скамьи. — Все же ваша лекция — это
practicum, а тут как-то больше по теории.
— Желаете practicum — читайте Майнца. Уж его
служба исчисляется годами куда более долгими, нежели моя.
— Вы ведь сами сказали — Майнц не идеал.
— Я тоже, — передернул плечами Курт. — И с чего
бы тогда иметь ко мне больше доверия, чем к нему?.. В конце концов,
будущие господа дознаватели, ведь воспитала академия меня, сумел же
что-то вынести из здешнего обучения я, постиг же что-то сам, изучая
труды тех, кто работал до меня. И это могут сказать многие и многие
следователи, кому не посчастливилось прославиться так, как мне, но
чья служба не менее значима. Поверьте, от безызвестного сельского
священника вы можете услышать вещи, быть может, куда более мудрые.
Или, — дополнил он, помедлив, — такую чушь, что
разочаруетесь в разумности рода человеческого. Это уж как повезет…
Нет, — повысил голос он и вскинул руку, предваряя дальнейшие
реплики. — Не провоцируйте, не удастся. Время вышло. Кроме
того, меня ждет отец Бенедикт.
Последний аргумент произвел, кажется, впечатление большее,
нежели все прочие; внезапно понурившиеся лица стали серьезными и
сумрачными, и Курт вздохнул, с сожалением разведя руками. Alma
mater стояла вверх дном вот уже вторую неделю — ректор
академии Святого Макария пребывал на одре болезни, восстать с
которого, судя по пророчествам лекаря, ему едва ли доведется. Жизнь
академии и судьба Конгрегации вполне могли с его последним вздохом
перемениться разом и навсегда.