— Послушать вас обоих — так я попросту
буйнопомешанный, — покривился Курт, и помощник пожал
плечами:
— Самокритика говорит в твою пользу; ты явно на пути
исправления.
— Вот и займешься помощью ему в этом благом
начинании, — кивнул отец Бенедикт, — каковое твоему
грядущему ректорству отнюдь не воспрепятствует. Я ж ведь как-то
ухитряюсь совмещать эти два занятия.
— Это вы к чему? — настороженно уточнил Курт, и
наставник приподнял брови в показном удивлении:
— Я стал настолько косноязычен с этой болезнью?
— Id est… — проронил он, бросив взгляд на
помощника. — Да вы точно шутите, отец. Его — мне в
духовники?!
— Предпочтешь отца Альберта?
— Нет уж, благодарю.
— А что же ты станешь делать? Приходить для исповеди на мою
могилу? Или после моей смерти ты намерен прекратить исповедоваться
вовсе?
— Id est, я должен буду обращаться к этому
недопырку «отче»?.. Что такого я вам сделал?
— Id est, — повторил за ним Бруно, — я
буду обязан, кроме наблюдения за его непотребствами, еще и
выслушивать все детальности, каковые Господь в своей невероятной
милости оставил для меня скрытыми? Я-то в чем провинился?
— Ты пытался убить инквизитора, — напомнил
Курт, — посему с тобою как раз все ясно.
— Всего лишь дал тебе по макушке. После чего и вовсе спас
твою тушку из огня; если уж к кому и иметь снисхождение, так это ко
мне.
— И вы всерьез полагаете, отец, что из этого что-нибудь
выйдет? — вновь обратясь к духовнику, спросил Курт с
неприкрытым скепсисом. — Да у меня язык не повернется
рассказать ему…
— О чем, к примеру? — не дав докончить, уточнил отец
Бенедикт, и он замялся, умолкнув. — Что есть такого, чего бы
он о тебе не знал?
— Пара вещей, — не сразу отозвался Курт уже
серьезно. — Которые не известны, кроме вас, никому.
— Со временем сам решишь, следует ли открывать их своему
новому душепопечителю. Кроме того, даже если Бруно не знает чего-то
достоверно, о многом он догадывается: кроме меня, лучше него тебя
никто не знает. Согласись, пусть порою и через силу, пусть не сразу
и не всегда легко, но только ему ты сможешь открыть душу. И только
он достаточно видит тебя, чтобы дать правильный совет или просто
молча выслушать. Ну и в конце концов, — докончил духовник
строго, — это моя последняя воля, если уж на то пошло. Я
сказал: с момента моей кончины твой духовник — вот этот священник,
и точка.