– В дереве? – недоуменно уточнила Нессель, и Ульмер с
улыбкой кивнул:
– Да. Столько десятилетий минуло, а оно все стоит. Время
идет, люди умирают, сменяются поколения, а оно все живет и смотрит
на мир, на людей, на само время… Напоминает нам и о конечности
бытия, и о вечности вместе. Статуи, или камни, или человеческие
строения в себе такого ощущения не несут: они изначально мертвы, в
них застыла вечность, они не живут и не могут умереть, только
разрушиться. А вот такие стражи времени – они ближе к нам и потому,
наверное, люди еще в языческие времена порой относились к деревьям
с каким-то трепетом. Разумеется, это были суеверия, но кто мешает
нам видеть в части созданной Господом природы благие символы,
пробуждающие душеспасительные мысли?
– Думаете, – с сомнением уточнила Нессель, – у
хозяев этого дома мысли именно такие?
– Сомневаюсь, – добродушно улыбнулся Ульмер. –
Для них это дерево, скорее, какой-то памятный знак, связующий
поколения их рода. Вроде личной вещи, доставшейся от отца или
матери, которую хранят просто как память… Да и прочие жители
Бамберга, я полагаю, относятся к этой липе так же. Подобные живые
памятники мне приходилось видеть и в других городах…
– В одном из городков, где я был проездом, – заметил
Курт, переступая торчащий из земли корень толщиной с
полруки, – неподалеку от колодца на центральной площади росла
бузина. Никто уж и не помнил, почему ее там оставили и не выпололи
еще ростком; у каждого жителя была своя легенда на этот счет.
Не знаю, сколько ей минуло, но ствол был в полный обхват – уже
почти каменный, как будто и неживой, однако каждую весну на одной
из веток раскрывались листья. Тебе бы понравилось.
– Вот это, я считаю, символ упорства и воли к жизни! –
кивнул Ульмер, с сомнением уточнив: – Бузина разве не
куст?
Нессель скосилась на инквизитора исподлобья, явно с трудом
удержав пренебрежительное «Городские!», однако промолчала.
– Проповеди писать не пробовал? – не ответив, спросил
Курт с усмешкой, и Ульмер смущенно пожал плечами:
– Говорить перед толпою – не мой талант, майстер Гессе. Но
взгляните на этого великана – неужто вам самому не приходят в
голову подобные мысли?
Курт бросил взгляд на плешивую макушку старой липы и лишь молча
передернул плечами в ответ, не сказав молодому сослужителю, что
единственная мысль, пришедшая ему в голову, была вопросом о том,
как скоро истощившийся ствол треснет и кого из прохожих он
придавит, упавши поперек улицы. А размазать по земле липа могла и
небольшую компанию: на трактир, гордо отстоящий чуть в сторонке от
двухэтажных домиков, древесный старец посматривал свысока,
возвышаясь над чердачным окошком гостиничного заведения и явно
регулярно обновлявшейся вывеской с лебедем на волне и чуть
кривоватой надписью «Шваненбайн»[13].