– «Не выношу», – повторила Нессель с расстановкой,
пристально всматриваясь в его лицо. – То есть – боишься?
– Да, – оторвав, наконец, взгляд от пламени, тяжело
усмехнулся он. – Так будет точнее. Думаю, я должен тебе это
сказать, коли уж нам предстоит de facto работать вместе и ты в
каком-то смысле зависишь от меня; ты должна знать, на что ты можешь
рассчитывать и чего от меня ждать, случись что. Точнее – чего ждать
не стоит.
– Этот человек… оставил глубокий след в твоей жизни, –
сострадающе вздохнула Нессель и, помедлив, спросила: – Как
думаешь, когда ты найдешь его, это пройдет?
– Полагаешь, он навел на меня порчу? – хмыкнул Курт
невесело. – И убив его, я от нее избавлюсь?
– Нет. Проклятье на тебе есть, я и тогда об этом сказала,
но – не это. Просто… зная тебя – думаю, тогда твоя душа
успокоится.
– Я не мечтаю о мести, – пожал плечами Курт, и она
кивнула:
– Я вижу. Когда ты говоришь о нем, в твоем голосе не звучит
ненависть и над тобою не появляется багрянца.
– Ты меня снова видишь? – удивленно уточнил он, поведя
рукой над головою. – Вот это? Ты утверждала, что я сумел
скрыть это от твоего взора, как только ты рассказала о том, что
можешь такое. У меня больше не выходит?
– Ты открылся, когда начал этот разговор, – пожала
плечами Нессель и, всмотревшись в него, улыбнулась: – Ну, вот
опять. Спрятался. Прямо как ёжик…
– А что скажешь про Ульмера? – не ответив, спросил
Курт. – Про следователя, который встречал нас сегодня. Он –
какой? Его ты могла видеть?
– Этот инквизитор… серенький, – на миг запнувшись,
ответила она. – Не темно-серый, как ты, а серенький, как
мышка; он блеклый и… Он никакой. Не знаю, как еще это сказать.
Ничего особенного, человек как человек, тут вокруг таких ходят
сотни.
– На заговорщика и убийцу, иными словами, не тянет, –
уточнил Курт и поднялся, вздохнув: – Провести бы тебя под
каким-нибудь предлогом к местному оберу – вот еще на кого интересно
посмотреть твоими глазами… Завтра подумаю об этом. Быть может, все
дело раскроется за минуту, благодаря лишь твоим умениям. Или
напротив – запутается еще более; на обере, надо полагать, людских
страданий и подспудной вины без счета… Я спать, – подытожил
он, с усилием потерев глаза. – Не знаю, как ты, а я валюсь с
ног.
– Я тоже; хоть днем и прилегла, все равно чувствую себя
разбитой… Иди, – кивнула Нессель, когда Курт замялся, глядя на
светильник. – Я затушу, как ляжешь.