В шестом классе Вол исчез на особенно долгий срок. В кабинете
биологии огрызнулся на старшеклассника Бананенко, завязалась драка.
Банан ударил Волу в пах, тот отлетел к цветочным горшкам и,
скорчившись, держался за причинное место. Слезы, сопли, крики, мат.
Банана оттащили, в конце концов...
После Вола положили в больницу, на операцию. Он пропустил всю
четверть, как помнилось Турке. Ходили слухи, что у него там все
«треснуло», «разбилось и вытекло», но Вол вернулся в школу и
веселился, как и раньше.
— Кто-нибудь, толкните товарища. Слишком громко храпит.
Никто не шевельнулся, Тузов и остальные захихикали. Рамис
швырнул комок бумажки, но Шуля никак не отреагировал.
— Ну? Разбудите его!
— А зачем? — спросил Тузов. — Хай дрыхнет!
Улыбка на лице Марии Владимировны померкла. Учительница замерла
в нерешительности, а Шуля спал взаправду, выхрюкивая рулады.
Вот преподша возле его парты. Все разом затихли и теперь следили
за ней.
Двадцать восемь пар выжидающих глаз.
— В натуре, лучше не трогать, — прошептал Вовка. — Спал бы
себе…
— Отвали, — махнул рукой Шуля. Потом он выпрямил спину,
потянулся и зевнул. Мария Владимировна отшатнулась. Взгляд Шули
сфокусировался на ее бюсте. Рот так и остался приоткрытым.
— Гхы, здрасте, — Шуля улыбнулся.
— Доброе утро. Почему спим на уроке?
— А чего еще делать?
— Где учебник, тетрадь? — она уперла руку в бок.
— Нету, — продолжал тянуть лыбу Шуля. — Нафиг она?
Этот вопрос вызвал бурный смех. Шуля своеобразно скрестил руки
на груди — ладони засунул в подмышки. Гогот стих, щеки у Марии
Владимировны чуть порозовели.
— Чтобы учиться.
— А я на слух лучше запоминаю. — Он повернул голову к приятелям.
Подмигнул Тузову и еще раз окинул липким, оценивающим взглядом
фигуру учительницы. Присвистнул и поджал губы. Снова многие
засмеялись.
— Так вы у нас теперь будете вести?
— Да. Обществознание и историю.
— Какая история! — Реплика снова вызвала веселье. — Круто. А от
меня вы чо хотите?
— Хотя бы храпи потише. А если предмет не интересует, так можешь
уходить. Я никого силком тут не держу.
— Силикон? — переспросил Шуля, осклабясь. — А я думал,
настоящая…
Что тут началось! Конец света. Мария Владимировна побагровела.
Турка не смеялся, а остальные просто умирали. Шарловский в экстазе
колотил башкой о парту. Близнецы хихикали, девчонки во главе с
Воскобойниковой хохотали. Серьезность и отстраненное выражение лица
сохранял Асламов. Он еще и учебник листал.