Решено — встану здесь. Из едальни люди выходят сытыми и
довольными жизнью — будет проще их разжалобить. Даже странно, что
это место еще не заняли другие попрошайки. А вдруг хозяева
заведения меня прогонят и побьют?
Я маялась, бесцельно топталась на месте; прохожие начали
поглядывать с подозрением. В панике решила было уйти, но взяла себя
в руки. Мне нужна хотя бы одна монета, чтобы купить листок с
вакансиями. Иначе придется бесцельно бродить по улице, мокнуть и
мерзнуть под дождем, читая объявления на углах домов, или толкаться
в конторе вербовщиков вместе с сотнями других отчаявшихся
безработных.
«Я смогу попросить одну монету. Обращусь с просьбой к первому,
кто выйдет из едальни. Я не побирушка. Не буду приставать и умолять
— вежливо попрошу помочь. В этом нет ничего страшного».
Двери едальни распахнулись, и на крыльце появился
представительный господин в дорогом темно-зеленом костюме, высокой
шляпе и теплом шарфе. Под мышкой зажата толстая газета, в левой
руке — трость, во рту — незажженная сигара. Пухлую физиономию
господина украшали напомаженные, завитые в сложные вензеля усы. На
солидном животе лежала толстая серебряная цепь, конец которой
прятался в часовой карман, на запястьях и пальцах позвякивали
амулеты. Не иначе, удачливый импресарио или зажиточный рантье. На
рабочие окраины таких господ заносит нечасто.
Я решительно приблизилась, не помня себя от волнения. Просить
милостыню в первый раз оказалось очень страшно.
От господина разило помадой для волос и крепким элем. После
нескольких дней голода я остро реагировала на неприятные запахи;
меня чуть не вывернуло наизнанку желчью на блестящие сапоги
столичного щеголя.
Я привычно растянула губы в дружелюбной улыбке — скорее, гримасе
— и произнесла дрожащим голосом:
— Мира и Света вам, сударь. Не могли бы вы помочь… одна монета…
во имя очищения… демоны да сгинут... Отврати дух свой от магии,
обернись к Свету...
Из-за паники заранее приготовленные слова вылетели из головы, и
привычка подкинула на язык строку приветственной молитвы Отроков
Света.
Господин остановился было учтиво, но, поняв мои намерения,
скривился и напыщенно провозгласил:
— Опять эти проклятые нищие и сектанты! Это невыносимо — на
каждом углу пристают со своей ересью! Не дождусь, когда канцлер
очистит от вас столицу навсегда. Хоть на жертвенном алтаре вы
принесете пользу добрым гражданам Аквилийской империи!