Несколько тысяч мужчин и женщин методично срезали пшеницу. Время
от времени они перекидывались фразами, время от времени брали
перерыв и садились на землю, устраиваясь куда-нибудь в тенёчек.
Сидели так минуту или две, поднималась и снова продолжали
работу.
Когда солнце приподнялось немного повыше, инструменты, которые
использовали эльфы, острые серпа, словили его свет и вспыхнули,
словно раскалённые. Сияние у них было тёмно-золотистое, ибо сделаны
они были из бронзы.
На одной из высоких пальм, которые росли тут же на берегу,
сидела большая белая птица и тихо наблюдала за тем, как работают
эльфу. В какой-то момент она взмыла в небеса. Сперва под её
размашистыми крыльями проносились золотистые поля; затем побежали
убогие домишки, и, спустя некоторое время, взгляду птицы открылся
самый настоящий город.
Показались давильни, амбары, хлебопекарни, арсеналы, дворы и
загоны, битком набитые зверьём… Затем побежали дома — с одним,
двумя и тремя этажами. Постепенно подобных сооружений было всё
больше и больше.
Птица летела долгое время, пока в один момент плотную городскую
застройку не перерезала высокая белая стена; за ней находился холм,
явно искусственной природы. С этого места начинался городской
акрополь. Он представлял собой насыпь, поросшую светлой травой,
которую разрезали белые тропинки, засыпанные коралловым
порошком.
Тропинки были извилистыми. Они забегали то в кипарисовую рощу,
то в цветочный сад, но в конце концов все равно сходились воедино и
смиренно заводили в широкие ворота.
За ними возвышался белый дворец.
Он был построен из мрамора и громоздился на широком
фундаменте.
Это было высокое здание, чем-то похожее на шкатулку. Возле крыши
из него высовывались балконы, которые поддерживали белые колонны.
Птице пришлось взлететь немного выше, чтобы присесть на ажурную
крышу. Она присела на самый край, приподняла клюв и ещё раз
осмотрела город, который теперь открывался вдоль всего горизонта.
Даже с такой поистине страшной вышины у него не видно было ни
конца, ни края.
Птица рассматривала город пару секунд. Затем взгляд её опустил
вниз, на балкон, покрытый узорчатой плиткой, на которой, слева и
справа, стояли медные горшки, набитый чёрной землёй. В одном из них
цвела белая роза, в другом — алая.
Между горшочками стоял высокий эльф. У него были серебристые
волосы, и сам он был одет в белую мантию, настолько длинную, что её
подол ложился на плитку. Его светлое лицо овальной формы омрачала
задумчивая хмурость, — словно посреди светлого неба висела
единственная тучка. Эльф пару минут стоял на месте, смотрел на
город и о чём-то размышлял.