Во время этой речи лицо Гако светлело на глазах, его плечи
распрямились, а на губах заиграла довольная улыбка.
- Господин Альмасио, - наконец произнес он. - Ваша мудрость и
рассудительность в который раз потрясают меня. И в самом деле - эта
история пойдет на пользу нашему делу! Так мы ее и расскажем,
когда...
Тут Ремо Альмасио предостерегающе улыбнулся Гако, указав
взглядом на женщин, внимающих словам господина Эттани с некоторым
испугом, ведь им редко доводилось становиться свидетельницами
подобных бесед. Тот осекся.
- Да, это разговоры не для женских ушей. Фоттина, Флорэн...
Гоэдиль - ступайте в свои комнаты. Нам нужно поговорить с
господином Альмасио о важных делах.
Фоттина и Флорэн торопливо поклонились на прощание Ремо Альмасио
и его сыну, после чего заспешили вон из комнаты. Я последовала их
примеру, но, переступая через порог, не удержалась и оглянулась:
господин Альмасио пристально смотрел мне вслед.
После случая в храме жизнь моя в доме Эттани переменилась. И в
том, что изменения эти оказались к лучшему, я видела безусловное
влияние господина Ремо Альмасио, который был при встречах со мной
неизменно любезен - а на протяжении последующей недели он нанес
Эттани три визита, и даже столь малоискушенный в вопросах мужской
любезности человек, как я, ошибиться не мог: то было особое
внимание, на грани того, что почиталось приличным в иллирийских
гостиных.
Теперь мне было позволено во время трапез сидеть за столом рядом
с прочими членами семьи, но куда сильнее меня порадовало то, что
планы Гако на мой счет переменились. Вместо того, чтобы и далее
лепить из новоявленной дочери смехотворный образ молодящейся
женщины в поисках жениха, меня решили готовить к другой роли.
Началось все с нескольких скромных, но дорогих платьев, подаренных
мне Фоттиной, а закончилось позволением выходить из дому в
сопровождении служанки - при условии, что направляться мне
надлежало исключительно в ближайший храм. Я, разумеется, охотно
пользовалась этой лазейкой и каждый день отправлялась прогуляться
пешком, так как храм располагался в паре кварталов от дома, и мне
не требовались носилки, чтобы туда добраться.
Удивительное дело - еще несколько недель назад я считала, что
никогда не захочу выбраться из угла, в который забилась, но история
с понтификом словно вдохнула в меня желание жить. Надо сказать,
жизнь моя всегда была бедна на события, но ранее мне не доводилось
задумываться над тем, какое гнетущее влияние это оказало на мою
душу. Когда-то жизнь в меня вдохнула любовь мужа – но после его
ухода из мира живых я стала опустошенным, безвольным существом.
Должно быть, привыкнув с детства подавлять любые вспышки чувств,
почитая их неприличным наследством, доставшимся от матушки, я сама
себя превратила в бледную тень человека. Теперь же, совершив
невообразимый для себя прежней поступок, я посмотрела на Гоэдиль
Эттани с новой стороны - и оказалось, что она все еще жива.