Не думай — живи.
Мобильный
Ирэн не отвечал. Смс-ка шестичасовой давности, вызывала лишь
смутные подозрения. «Надеюсь, ты хорошо повеселишься», — гласила
она. Судя по времени, Ирэн её отправила сразу после нашего с
принцем-опоссумом ухода. Наконец, когда я уже начала терять
терпение, чудное средство связи вдруг поперхнулось длинным гудком,
и после секундной тишины раздался сонный голос.
— С каких
пор ты из совы стала жаворонком?
«С тех
самых, как обнаружила с утра пораньше в своей постели незнакомого
спящего парня», — чуть не ляпнула я. Ну, теперь почти
незнакомого.
— И тебе с
добрым. Вчера вечером...
— Всё вышло
не совсем так, но ведь нормально? Коктейль помог? Я подумала,
неплохо будет, если ты наконец просто расслабишься, — перебили меня
на том конце.
— Эй, так
ты всё видела?
— Ну,
должна же я была присмотреть за своей подругой. Я, правда,
рассчитывала на француза, но о вкусах не спорят. Не знала, что тебе
нравятся азиаты. Он тебя не обидел? Или... постой, потому ты так
рано звонишь? Он разочаровал тебя? Да? Моя бабушка когда-то
говорила, что у них с этим не очень.
— С чем? —
спросила я, чувствуя себя полной идиоткой.
— С
размером. Дружок Джек.
Теперь я
чувствовала себя дурой в квадрате. Причём злой. И, наверное, только
злость и не позволила мне в очередной раз за сегодняшнее утро
залиться краской. Я покосилась на дверную арку.
Принц-опоссум всё так же сидел на стуле, кофе был выпит и теперь он
просто вертел в пальцах чайную ложечку, изучая на ней невидимые
царапины. Мой взгляд невольно скользнул с его торса в серой
толстовке вниз, на ширинку чёрных джинсов. Иришка всегда была с
юмором, но порой он у неё проявлялся как-то не так.
— Ты чего
молчишь? Неужели я права?
Сонливость
из голоса Ирэн пропала сменившись беспокойством. Тоже мне,
мама-квочка энд цыплёнок. Я ещё раз покосилась на своего гостя.
Почувствовав мой взгляд, он оторвался от созерцания ложечки и
посмотрел на меня. Вопросительно вздёрнул бровь, усмехнулся. Ни
тени смущения или неловкости. Неловкость скорее уж испытываю
я.
— Всё
нормально.
— В каком
смысле?
— Во
всех.
—
Уверена?
—
Да.
—
Аришка...
— Всё
хорошо. Иди, досыпай.
— Мне всё
равно пора уже вставать.
— Окей,
вставай, умывайся, зубки почисть, а я пошла. Меня ждут.
Когда я, спасаясь от собственных
демонов и в погоне за призрачным летом, рванула в Париж, то
надеялась вырваться из обыденности и привычки. Избавиться от тоски,
накатывающей порой, лишних мыслей и протеста против неумолимости
времени. Времени, которое заставляет стариться самых дорогих тебе
людей. Ты какое-то время не замечаешь этого, а потом, словно
прозрев, видишь, как изменились мама, отец. Как выходит из соседней
квартиры старушка, которую ты знала цветущей женщиной. И становится
плевать на все утверждения, что природа права и рациональна, что
так и должно быть. Жизнь жестока уже тем, что каждый, каждый должен
пройти через это — боль, потери и душевное одиночество, когда
кажется, что твою душу располовинили. Я до безумия боюсь того, чего
не избежать никому. И бегу, пока есть возможность, зная, что
убежать навсегда невозможно, бегу от мыслей, от осени, навевающей
их, от серых будней и опостылевшей правильности большинства. Мне
нужно лето. Яркое, солнечное, несущее, пусть и обманчивую, надежду
на то, что всё будет хорошо.