А музыка из громадных репродукторов продолжала греметь,
взвеиваясь маршами, как жизнеутверждающими гимнами, и повсюду, куда
ни глянь, полоскали алые стяги. Весь город будто сместился в
красную полосу спектра – на асфальт, на стены и крыши домов
ложились розовые отсветы. Даже в голых ветвях облетевших каштанов
путался шалый протуберанец.
Светлана Шевелёва счастливо вздохнула, вбирая воздух, заряженный
радостью. Да, Москва надолго оторвала их с Машкой от здешнего
неяркого бытия, закружила, завертела разноцветной каруселью, вот
только все эти блестки мели поверху, не трогая глубинные пласты
души. А то, что в ней залегло на всю жизнь – отсюда.
Здесь они родились, здесь прошло их счастливое детство. Да, им с
Машей редко перепадали пирожные, зато становились подлинным
лакомством! А какие баба Нюра выпекала «вкуснючие» паски, в Москве
зовомые куличами!
Мама никогда не ходила в церковь – комсомольская юность не
позволяла, и бабушкина икона пылилась на антресолях, но… Но яйца на
пасху красили обязательно, сохраняя ритуал безо всякой божественной
сути, просто предвкушая истинную – семейную – благодать.
Света ласково улыбнулась. Мама сейчас суетится на кухне,
напевая. Строгает салаты, творит свои изумительные котлеты…
«О! – вспомнила девушка. – Хлеба же надо купить!»
Шагая мимо Дома Советов к гастроному, она, едва ли не впервые в
жизни ощутила накат теплой волны ностальгии. Здесь ей всё, всё
знакомо…
Во-он за теми монументальными воротами – стадион. А левее, в
конце тополиной аллеи – тир. Как-то они с Машей, в третьем или в
четвертом классе, долго дожидались, пока тамошний заведующий –
строгий дядька, хромой с войны, - уйдет. Было уже поздно, когда
дядька, навесив на плечо несколько винтовок-мелкашек, удалился,
заперев свой спортивный объект. Тогда они перелезли через высокий
забор, и насобирали целую кучу гильз. Спроси сейчас: зачем? Ответа
и тогда не нашлось, зато дома им попало… А вы не шляйтесь
допоздна!
Еще там – чуть дальше тира и Старой башни, на краю пляжа, они
совершили страшное открытие. Паводок размыл берег, и из грязного
песка проступил чей-то костяк – желтый, хрупкий скелет лежал в
обнимку со ржавым остовом винтовки. Правда, испуг не выстудил
детские души – сестрами правило одно лишь любопытство, влёк сам
факт чужой смерти, а уж вопросом: кого замыло в войну – нашего,
немца или румына? – они не задавались…