Почему-то у меня больше не получается убедить себя, будто все,
что меня окружает, — просто сон. Сон? Где я теряю сознание, вновь
прихожу в себя, просыпаюсь и засыпаю, ощущаю боль, обиду и страх? И
это теперь насовсем: я живу за тысячу лет до своего рождения, я
ношу это проклятое имя, моя судьба записана много веков назад.
Сколько мне осталось? Все зависит от того, какой тут сейчас год, —
но я же не буду спрашивать? И все же пока еще у меня получается не
поддаваться страху. Как будто между моим миром и миром Алессы Коэн
— стеклянная стена. И она меня защищает.
Целительница куда-то выходит, я оглядываю стены, и только тут до
меня доходит: здесь нет никаких свечей или факелов. Комнату
освещают небольшие светящиеся сферы — то, что я накануне ночью
приняла за праздничную гирлянду. И их слишком много, они словно
заметили, что я не сплю, и сами по себе наливаются ярким теплым
светом. Слишком ярким. И когда целительница возвращается, я прошу
ее приглушить свет.
— Но... — на ее лице недоумение, — ты же... Ты же можешь сделать
это сама, Алесса.
Она не понимает. Как не понимал и мастер Андриетти, отчего я не
могу создать иллюзию в стеклянном шаре, отчего гусиное перо не
желает меня слушаться... Я пожимаю плечами: я даже не знаю жеста,
которым могла бы имитировать колдовство, подходящее для данного
случая.
— И воды мне дайте. Пожалуйста.
Кувшин стоит на столе у противоположного окна. И кружка на
глиняном подносе. Взгляд магиссы становится недоверчивым,
напряженным.
— Призови сама, — сухо предлагает она, а сама не отрывает глаз
от моих рук и лица.
— Я... я не могу. Я ничего не могу. Разве вы сами не видите?
Им понадобился целый день, чтобы понять: у Алессы Коэн больше
нет магии.
— Деточка... — шепчет целительница. — Как же так... моя девочка?
Ты... ты только не бойся. Все образуется. Отлежаться тебе нужно.
Недельку или чуть больше. Отдохнуть.
Объяснять бесполезно. Я могу год здесь проваляться — но даже
пушинка не поднимется в воздух по одному мановению моих пальцев. Я
прошу принести мне снотворного. У меня только одно желание:
завернуться в одеяло и не видеть больше никого и ничего. Я не хочу
жить там, где мне не место. А раз я и вправду погибла при взрыве в
торговом центре, среди живых мне больше делать нечего. Но
горьковатое питье приносит покой. Пусть и временный, но я сейчас
рада и такому. Передышка. Просто спать.