Я киваю, что ж тут непонятного? К тому же благодаря своему сну я
теперь точно знаю, в чем состояло задуманное преступление. Однако
вчера та же самая директриса преспокойно отправила меня на уроки, и
ее совершенно не волновало, что Алесса Коэн ночью сверзилась с
лестницы и едва держится на ногах. И зачем она вообще оказалась
ночью в хранилище? Скорее всего, за прошедший день расследование
происшедшего в подвале продвинулось. Но директриса, вероятно,
надеялась, что все удастся замять. Зачем выносить сор из избы? Но
как только стало очевидным, что я не владею магией, магисса Миринна
изменила свое решение.
— Позавчера было полнолуние. Я так понимаю, ты собиралась втайне
ото всех сварить приворотное зелье?
Значит, кто-то из девочек и вправду проболтался. И сон был в
руку. Директриса так на меня смотрит, что я сразу же смекаю, в чем
дело. Мне подсказывают правильный ответ для высокой комиссии. Раз я
больше не умею колдовать, зачем со мной возиться? Если я, покидая
эту школу, унесу с собой и всю вину — свою ли, чужую ли — это будет
только всем на руку, так? Я виновато потупила взор, скрывая горькую
усмешку. Почему-то вспомнилось, как в конторе, где некогда
трудилась Алесса Лиатрис, валить все косяки на увольнявшихся было
обычным делом.
Ко мне приближается целительница и робко осведомляется, не болит
ли головка у "деточки". Но после всего, что я только что услышала,
мне как-то расхотелось жаловаться на здоровье. Хотя и голова болит,
и плывет все, как только я пытаюсь пошевельнуться слишком резко.
Шок от осознания того, кем я оказалась в этом мире, перенапряжение
от попытки сотворить иллюзию в стеклянном шаре... я всегда неважно
реагировала на стресс, хотя и умела это скрывать.
А вот брать на себя чью-то вину я не собираюсь: пусть месть
мастеру Андриетти и была задумана, но зелья-то никто в итоге не
сварил.
Меня ведут по длинному коридору, и мне отчего-то очень хочется
рассмотреть каменную кладку, хотя пока что я вижу ее не очень
четко: просто бесконечная серо-коричневая полоса. Но я все же не
удерживаюсь и провожу пальцами по шероховатой поверхности. Это в
музеях ничего трогать нельзя, а мне можно — я ведь теперь, считай,
живу в музее. Приглушенно светятся магические сферы: они парят в
простенках между окнами и под потолком. Витражи, украшающие высокие
стрельчатые окна, видятся мне сейчас просто россыпью разноцветных
леденцов.