Но попытаться я все равно должна.
- Равновесие встало на твою сторону.
Но я лишь смертная, и мои действия…
- Девочка, я уже знаю, что будет
больно, - снова прервал меня этот ходячий труп.
Я поджала губы и молча вручила ему
чистую скатку из кожи, которую он так же молча сжал в зубах.
Все знают, что будет больно! Просто
есть стандартный набор фраз, которые я так или иначе обязана
озвучить по регламенту, иначе Верховная съест меня с потрохами. Но
не объяснять же это каждому прихожанину? Тем более, что конкретно
вот этот почитай что мертв…
- Тебе будет очень больно, -
не то предупредила, не то пообещала я – и опустила руки на
пентаграмму.
Один несомненный плюс ученического
класса перед алтарями внутренних помещений все же есть:
звукоизоляция здесь на высоте. Во-первых, слишком близко к приемным
покоям, а во-вторых – ну, ученицы же, что с них взять? Некоторые
еще и теряются, когда прихожанин начинает орать как резаный,
прерывают процесс замены – растягивают, так сказать,
удовольствие…
Этому, похоже, и вправду не впервой:
вопил он, конечно, так, что мне уши закладывало, но соскочить с
алтаря или хотя бы свернуться в комок не пытался, а скатку
старательно стискивал в зубах, несмотря ни на что. Под желтушной
кожей на правом боку что-то задвигалось – посетитель потянулся было
зажимать, но спохватился и вцепился в крючья для рук. Я
одобрительно кивнула, хотя ему явно не до моей жестикуляции: свиная
печень в углублении и до начала процедуры выглядела не так чтобы
особенно аппетитно, а сейчас и вовсе приобретала совершенно
тошнотворный вид. Процесс замены клеток шел полным ходом, но просто
поменять печени местами недостаточно. Каждая молекула
перестраивалась под организм, чтобы не быть отторгнутой, и, судя по
перекошенной в крике бандитской физиономии, восторга по этому
поводу прихожанин не испытывал.
Когда я закончила, в приемных покоях
Храма сестры уже затянули предрассветную литанию. Слышала я ее
плохо, будто звучала она где-то далеко; судорожно, с хрипом дышащий
посетитель, по всей видимости, не слышал вовсе, да и голос все-таки
сорвал. Свиная печень в пентаграмме превратилась в нечто совсем уж
помойного вида, и я брезгливо спихнула ее в утиль.
- Мне… я… - вся напускная суровость и
немногословность слетела с прихожанина, как покров с приватной
танцовщицы, но лютый хрип так царапал уши, что я поспешила принести
стакан воды. – Я буду?..