Его дом был таким же, каким помнил
его Арт: невысокая изгородь вокруг. Летом она вся увита матушкиными
любимыми розами. За ней – одноэтажный белый домик, окруженный
садом. Сейчас ни одно окно не светилось. Еще бы! Все же час ранний.
Арт решительно направился к дому, просунул руку в скрытую от чужих
глаз нишу у окна, нащупал ключ. Руки подрагивали, и ключ никак не
желал попадать в замок. Затем все-таки попал, дважды со скрипом
провернулся, будто кто-то мешал, но все-таки дверь со щелчком
отворилась.
Изнутри пахнуло сыростью. Жилые дома
так не пахнут. Тем более в такое время года должен гореть камин, а
кухарка всегда вставала рано и готовила завтрак. Но мать могла
отказаться от прислуги, однако не от тепла. Артур вошел в дом, уже
понимая, что он пуст. Однако громко позвал:
- Мама!
Тишина… Половицы скрипели под его
неуверенными шагами. Арт порылся в мешке, нашел огниво, зажег
светильник. Старые обои местами отстали от стен, на мебели лежал
слой пыли. Артур тут же прикрыл ставни, чтобы снаружи никто не
заметил огня, и пошел дальше. Толкнул двери в комнату прислуги –
пусто. Никаких вещей, ничего, что намекало бы на присутствие
человека. Так же пусто было и в гостиной.
Комната матери встречала его
зашторенными окнами, кроватью без постельного белья, раскрытыми
сундуками, в которых валялась какая-то труха. Здесь давно никто не
жил, очень давно. Не год и не два. Сколько? Не у кого было
спросить.
На стене висел его портрет в форме
военной академии – единственный, который вообще существовал.
Матушка уговорила, а Артур не хотел. Ему казалось: зачем? Глупости
все это. Вот же он сам, а портрет – картинка, бессмыслица,
безделица. И вот теперь никого здесь нет, а картина так и висит,
взирая на вернувшегося странника чужим взглядом. И почему-то по
спине Арта пробежали мурашки.
- Ничего, - сказал он вслух, чтобы
развеять тишину. – Утром наведаюсь к Лорис, уж она-то расскажет,
где матушка. Или лучше к Уолту. Да, так надежнее.
Из спальни матери Арт перешел в свою
комнату. Тоже пыль и запустение, раскрытые шкафы. Кто-то обыскивал
дом. Иначе чем объяснить распахнутые и перекошенные дверцы? Никаких
следов – люди тут были очень давно, и пыль покрывала пол ровным
слоем. Кровать без подушек, перины. Только остов. В шкафу осталась
та самая форма, которая была на портрете: светло-синяя, с золотыми
пуговицами. Первая форма солдата, вчерашнего курсанта. Арт
улыбнулся, коснувшись ткани. Она тоже принадлежала призраку, потому
что того Артура Донтона давно нет. Исчез шесть лет назад. А тот,
кто вернулся, был здесь чужаком.