– Леди Цессара.
Я вздрогнула от звука собственного
имени. Рензел больше не пытался испепелить взглядом Арона и теперь
смотрел на меня цепким взором. Он поднял левую руку, а я вспомнила,
что убийца, прежде чем спустить на меня сгусток огня, сделал в
точности так же: медленно поднял ладонь, где зажглись бело-синие
языки пламени – поэтому сделала полушаг за спину Арона. Пусть
здравый рассудок твердил: «Принц не станет нападать так очевидно»,
– страх диктовал куда-нибудь спрятаться. Однако голос паники
немного поутих, когда я увидела в пальцах принца ключ от
библиотеки. Вот и нашлась пропажа.
Внезапно…
– То, что вы желаете услышать – я не
могу сказать, – мягким голосом произнес Рензел. – А то, что могу –
вряд ли вас убедит. Но я все равно надеюсь, что наш… – он помолчал,
немного подумав. Наверное, подбирал слова, чтобы Арон не понял о
чем речь. – Наше соглашение, все еще имеет силу, и вы от него не
отступитесь.
Рензел протянул ключ, а я
выдохнула:
– О-откуда он у вас?
Принц так же медленно, как недавно
поднял руку с ключом, на него посмотрел и еле заметно
усмехнулся:
– Эта вещь слишком ценная, чтобы
оставлять ее без присмотра, – уклончиво ответил он, а я
нахмурилась.
Каким бы ключ ценным ни был, это не
дает права трогать мои вещи. Даже принцу. И, кажется, Рензел прочел
эти мысли на моем лице, раз монотонно заметил:
– Он лежал на столе.
– Он… – начала я и осеклась, что-то
припоминая.
Хорошо, может быть я и оставила ключ
на столе, потому что отвлеклась на браслет. Моя ошибка, которая
берет начало еще с первого выпитого бокала. Говорил же папенька:
вино женщин до добра не доводит! Взять, к примеру, нашу экономку –
самый яркий пример. Повадилась тетка таскать из погреба папенькину
бражку и доливать туда воды. Ушлая! Слов нет. Папенька быстро
раскусил подвох, а там и воровку вычислил. Очень просто, кстати. По
запаху… И с тех пор никто не допускался в погреб без его чуткого
надзора, да и экономка у нас больше не появилась. Ни прежняя, ни
новая.
Все заботы взяла в свои руки Ярла,
чему она очень обрадовалась, а слуги, мягко говоря, были
раздосадованы. Хитрая баба убедила папеньку отдавать ей все
жалование экономки. До сих пор помню ее довольное остроносое лицо,
что в тот день больше обычного походило на воронье, и даже голос
мачехи прозвучал в голове, точно карканье: «Мелочь карман не тянет,
а пользу принесет».