_______________________________
[1] Хилдо — мелкая серебряная монета, чеканится во всех
государствах. 100 хилдо = 1 лей
***
В дверь без стука вошла личная горничная мачехи. Дородная девица
с задорно вздернутым носиком, рыжие волосы собраны в тугой узел на
затылке. Эрмина раньше вроде казалась неплохой девушкой, но с тех
пор, как госпожа герцогиня назначила ее доверенной служанкой,
характер у нее сильно испортился — важничает и задирает нос перед
всеми слугами, кроме дворецкого и камердинера его светлости.
Естественно, со мной тоже не церемонится.
Уверенной походкой камеристка прошла к кровати и небрежно
скинула на покрывало стопку одежды.
— Ее светлость герцогиня велела отдать вам эти платья, чтобы вы
не позорили честь рода дей’Холлиндор, — Эрмина одарила меня
высокомерным взглядом и бросила перед тем как выйти: — А те тряпки,
что вы здесь таскали — оставьте в комнате, сгодятся на ветошь.
Невиданная щедрость! Мачеха убоялась слухов, будто герцоги
Оленрадэ — последние скряги, и раскошелилась мне на новый
гардероб.
Невесело усмехнувшись, я подошла к кровати, где неровной стопкой
лежали обновки. Обновки? Да как бы не так! Два самых нелепых
балахона из всех, что мне приходилось видеть!
Я развернула первое из платьев — темно-серое, закрытое, с
длинным рукавом, без корсажа, но неумело присборенное на талии.
Застежка спереди — это большой плюс, не надо никого просить о
помощи. Дешевая шерсть уже заметно потерлась на манжетах и вороте.
Даже без примерки видно: в талии мне будет велико — Эрмина любит
булочки гораздо больше, чем я. Что ж, как ни противно, но даже этот
кошмар — все-таки намного лучше, чем мое старое вылинявшее
платьишко. И нет — свое «выходное» платье я им не оставлю, пущу его
на окантовку ворота и рукавов. Это и украсит, и освежит убожество
темно-серого безобразия.
Второе платье выглядело откровенно убого — дешевенький ситец
неопределенного цвета с нелепыми разводами. Сперва показалось
странным, что платье совершенно новое, Эрмина явно его не носила.
Но после того, как я приложила его к себе и оценила вид в зеркале,
стало ясно почему оно как новое — никто добровольно такой кошмар не
наденет! Грязно-желтый цвет, который с большой натяжкой можно было
назвать горчичным, сделал мою кожу болезненно-серой. Я не
расстроилась, сразу же окрестила это оскорбление почтенного цеха
портных — рабочим халатом и засунула в сундучок. Мое домашнее
платье, то, что сейчас надето на мне, так и быть, останется здесь,
раз уж мачеха нуждается в ветоши.