Ростислав, как обычно, в выражениях
не стеснялся. Досталось и Горскому, который опять взял
кандидатку на свое усмотрение, и самой Любе, которая в тот день по
счастливой — а точнее, несчастливой для нее — случайности вышла с
очередного больничного, и мне.
Уволить просто так одинокую мать
двоих несовершеннолетних детей мы не могли, но работая так мало и
так редко, она просто не могла однажды не проколоться — и мы ждали
этого и наконец-то дождались. Люба была уволена за однократное
грубое нарушение должностных обязанностей за неделю до отпуска
Макарова… и, уходя, громко хлопнула дверью и заявила, что намерена
обратиться в суд.
Горский был недоволен, Ростислав —
зол так, что подходить к нему ближе, чем на три метра, было опасно…
но у меня не было выбора, так что я снова принимала весь огонь на
себя.
— Некоторые люди приходят работать, а
некоторые — получать зарплату… — цедил он, когда я заходила. — Нет,
ты слышала? Эта яжемать пойдет в суд! Сначала рыдает у Горского на
плече и умоляет взять ее на работу, потому что дети, а теперь она
пойдет в суд!
— Ты слишком сильно на нее давил, —
замечала я, подсовывая ему бумаги на подпись. — Она была белая как
мел, когда вышла из канцелярии. И вообще-то я тоже рыдала, когда
пришла устраиваться на работу. Это не показатель.
— Да неужели? — язвил он, холодно
глядя на меня. — Мне сейчас что, извиниться перед тобой?
— Ну что вы, Ростислав Евгеньевич, —
я забирала документы, сдерживаясь из последних сил, — это мне
стоило бы извиниться за то, что Горский и меня принял на работу без
вас.
Я почти радовалась тому, что он
уходит в отпуск.
***
Я не смогла бы сказать, как
получилось, что я и Ростислав Макаров в последний вечер перед его
уходом в отпуск оказались вместе в каком-то клубе, где играла
оглушительная музыка, переливались огнями игровые автоматы и толпа
народу бесцельно, бесстыдно и бесконтрольно убивала свое время.
Я вышла из офиса, раздраженная и
уставшая… и голос Ростислава, раздавшийся со стороны его машины,
прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула и едва не споткнулась на
покрытом ледяной коркой асфальте.
— Юстина.
Он не сказал больше ни слова, но я,
безмолвно и покорно, так, словно он накинул на меня аркан и
потянул, приблизилась и запрокинула голову, чтобы посмотреть в его
лицо.
— У тебя все хорошо? — Я и сама не
знала, почему спросила.