Я крепилась и терпела, пока Костя не
заснул, но потом все же позволила себе заплакать, и долго лежала,
глядя лицом в потолок и не стирая с лица катящихся по нему слез и
слушая, как за окном свистит ветер и бьет в стекло мокрый снег.
Я вспоминала наши последние перед
расставанием ссоры, жестокие слова, которые мы друг другу тогда
наговорили, и понимала — да, я бы и сама не хотела возвращаться
туда, где были ненависть и боль, и удары, которые мы с такой
филигранной точностью и так без оглядки друг другу наносили,
но...
У нас так было не всегда. Совсем не
всегда.
***
Такой же снег шел в тот вечер почти
пять лет назад, когда Костя, наконец, закончив отделку своей части
дома, собрал своих друзей — и меня в том числе, — на посиделки в
честь новоселья. Мы встречались к тому моменту уже два месяца, и
мои подруги то и дело с любопытством интересовались, как долго еще
я намерена «мариновать» Лукьянчикова, прежде чем у нас будет
«это»...
Тогда «это» случилось.
У нас как назло заболела собака
Кнопка, и целую ночь я и мама провели возле нее — боялись, что
умрет до приезда ветеринара, который обещался заглянуть утром с
лекарством и сделать укол. День я тоже провела на ногах в своих
заботах и хлопотах по дому, и в результате в самый разгар веселья
начала клевать носом и едва не уснула прямо за столом. Я попросила
у Кости часик передышки — расходиться они не планировали всю ночь,
— рухнула на кровать в его комнате прямо в платье и вырубилась,
едва голова коснулась подушки.
Проснулась я в полной тишине и
темноте — но, как и следовало ожидать, не одна. Рука Кости обнимала
меня со спины, его теплое дыхание согревало мне затылок, и голос,
раздавшийся над ухом через мгновение после того, как я попыталась
отодвинуться, был полон нескрываемого недовольства:
— И куда это ты собралась?
— А ты как думаешь? Домой. — Рука
сжалась крепче, и я довольно улыбнулась в темноте. — А который час?
Я долго спала?
— Нет, — сказал он, словно невзначай
задевая губами мое ухо. — Минут сорок, может, час. Все разбежались,
когда ты начала храпеть.
Храпеть? Я ткнула Костю
локтем.
— Я не храплю!
— Ясное дело, сейчас ты не храпишь. —
Он издал смешок, и от низких ноток в этом смешке меня, как обычно,
пробрало до самого нутра. — Но теперь я понял, почему ты так долго
не решалась оставаться у меня на ночь.