— На мне что, цветы выросли,
Лукьянчиков, что ты такого увидел?
— Тебя, — сказал он просто, а
потом...
А потом были его руки и губы на моей
шее, груди, животе и ниже, бесстыдные, неторопливые, уверенные и
одновременно нежные, заставляющие меня цепляться за простыни и
хватать ртом воздух, которого мне вдруг стало так мало.
Мои руки, спустившиеся по его гладкой
груди и по животу вниз, не такие уверенные, но не менее бесстыдные,
и его: «Ты с ума меня сведешь, Юся», сказанное со смешком, который
тут же превратился в легкий стон, смешавшийся с моим смехом.
Поцелуи-вдохи и поцелуи-выдохи.
Мой неожиданный и сильный взрыв, и
непреходящая дрожь, и его собственное освобождение минутой позже, и
самодовольное и все еще слегка задыхающееся: «Ну вот, видишь, мой
план сработал», на которое я смогла ответить только глупой улыбкой,
спрятавшейся в темноте.
А потом — и это было не последнее
потом за ту ночь, — Костя притянул меня к себе и уткнулся носом мне
в висок, пока его пальцы осторожно и легко рисовали на моем животе
круги, и какое-то время вокруг нас были только темнота и тишина, а
за окном — метель и ветер, и спящий крепким сном под укрывающим его
снегом листопад.
— Костя... — позвала я немного
времени спустя, и он проворчал «ну чего», будто знал, что именно я
хочу сказать, — мне пора домой.
— Не пора тебе никуда, — сказал
он.
— Уже три. Я не останусь у тебя.
— Еще как останешься, — заупрямился
Костя, хотя знал, это невозможно.
— Нет, не останусь. — Я повернулась к
нему лицом и поцеловала крепко сжатые губы, но тут же заставила
себя отстраниться, понимая, что так точно не уйду. — Я не хочу,
чтобы твой папа утром зашел и увидел, что я тут. И мои будут
волноваться. Я же им не сказала, а папу моего бешеного ты знаешь.
Голову оторвет сначала мне, а потом и тебе.
— Я приду вечером, — сказал он, как
говорил обычно. — Ладно?
— Ладно, — сказала я.
Поднялась с постели, оделась,
чувствуя на себе взгляд зеленых глаз, но почему-то не в силах
заставить себя обернуться, и как-то неловко и слишком торопливо
ушла.
Правда была в том, что я тогда не
особенно верила Костиным словам и поцелуям.
Я с самого начала не питала иллюзий
по поводу того, как скоро закончатся наши с Лукьянчиковым встречи —
и вот, постель у нас все-таки случилась, а уж я-то прекрасно знала,
как быстро у Кости угасает интерес к очередной покоренной вершине,
когда на глаза попадается новый Эверест.