— Лукьянчиков, ты, конечно, уверен,
что после слов о храпе я начну снимать с себя платье, — сказала я
возмущенно и снова попыталась отодвинуться, но в результате уже
через две секунды оказалась лежащей на спине с прижатыми к постели
руками, а сам Лукьянчиков смеялся мне прямо в лицо. — Не на ту
напал. Пусти немедленно!
— Ну уж нет, Юся, — сказал он, все
еще улыбаясь, — теперь — ни за что.
— Посмотрим, — сказала я и
попробовала освободиться снова.
Костя подначивал меня, пока я не
выдохлась и не сдалась, не зная, то ли смеяться, то ли злиться
из-за того, что он так легко удерживает мои руки своими. От него
пахло алкоголем, но мне не казалось, что он пьян настолько, чтобы
не понимать, что именно делает. И я не сопротивлялась
по-настоящему. Я знала, что стоит мне на самом деле
попросить, чтобы Костя меня отпустил — и он отпустит, хоть и будет
недоволен и разочарован и, возможно, даже больше не попытается
никогда.
— Признайся, это и был твой план, —
наконец сказала я, задыхаясь и все-таки смеясь. — Воспользоваться
моей слабостью и однажды уже затащить меня в постель.
В темноте его лицо казалось странно
чужим.
— Так я тебе все и рассказал.
Костя наклонился, чтобы поцеловать
меня, и я потянулась к нему, встречая его губы своими. Его рука
отпустила мою, чтобы забраться мне под платье, поползла вверх по
бедру, задирая подол все выше и выше, прижимая меня все крепче и
крепче, пока он не оказался почти лежащим на мне.
— Хочешь уйти?
...И на мгновение я растерялась и
уставилась на него в темноте, не понимая, шутит Лукьянчиков или
нет.
— Юся, я ведь на самом деле хочу
затащить тебя в постель.
Я опустила руку, которой обнимала его
за шею, подняла другую, которую он освободил только сейчас, и
уперлась руками в его грудь, будто намереваясь оттолкнуть.
— Но если ты не готова, то, ясное
дело, я не стану, — закончил он с таким явным разочарованием в
голосе, что я едва не рассмеялась. Но только опустила руки вниз и
ухватилась ими за край его черной футболки, чтобы потянуть ее
наверх, и глаза Кости блеснули заметной даже в темноте кошачьей
прозеленью. — Ах вот ты как, значит. Играть со мной вздумала?..
— Это тебе месть за храп, — сообщила
я, прежде чем поцеловать его снова.
Я помогла ему стянуть с себя футболку
и джинсы, а потом — уже с меня — платье и колготки. Костя бросил
нашу одежду на стоящее рядом кресло и на несколько секунд замер,
разглядывая меня, и я тут же взъерошилась, чувствуя себя странно
беззащитной под его взглядом: