— Ну что вы, — мой голос просто
сочился медом. — Какие уж у меня дела.
К концу недели я его ненавидела.
К концу месяца я перестала быть
любезной и начала показывать зубы.
К концу года я стала отбивать
словесные подачи Ростислава Макарова с ловкостью прирожденной
теннисистки, и на наших вечерних посиделках в кабинете директора мы
обменивались колкостями в режиме сто пятьдесят слов в минуту,
страшно веселя этим Горского, который, как это бывает у
руководителей маленьких предприятий, иногда позволял себе быть с
сотрудниками запанибрата.
— Я все жду, кто из вас первым
сдастся и бросит в другого что-нибудь увесистое, — говорил он,
когда мы втроем выходили из здания в зимнюю тьму.
— Ростиславу Евгеньевичу не позволит
воспитание, так что, видимо, это буду я, — отвечала я, слишком
уставшая, чтобы думать о субординации и пиетете.
— Да, у Юстины Борисовны с
воспитанием не очень, — говорил Макаров, и мы обменивались
убийственными взглядами, после чего расходились.
...Не помню, в какой момент я поняла,
что мне нравится с ним препираться.
С моим будущим мужем Костей
Лукьянчиковым мы встречались три года с перерывами и безобразно
расстались за месяц до того, как я села в поезд до Нового Уренгоя.
Он то бесил меня своим взрывным темпераментом и дичайшей ревностью,
то приводил в умиление готовностью помочь с чем угодно, начиная от
огорода и заканчивая ремонтом дома.
В какой-то критический момент мы
разорвали все отношения, поклявшись в вечной ненависти и добавив
друг друга во все возможные черные списки.
Вот только когда ты живешь в деревне,
где все население — полторы тысячи человек, черные списки не
помогают.
***
В тот вечер незадолго до моего
отъезда я, как обычно, взялась готовить ужин и обнаружила, что в
доме кончилась картошка. Делать нечего: пришлось, взяв ведро,
спускаться в наш темный погреб самой. Папа и мама вот-вот должны
были вернуться каждый со своей работы, а ужин нужно было
приготовить к их приходу.
Я надеялась, что успею.
Я не включала свет на улице, и потому
заметила тлеющую в темноте у двери сигарету сразу. Нахмурилась,
ухватила ведро с картошкой покрепче и пошла навстречу незваному
гостю, вздернув голову и мысленно готовясь к очередной битве.
«Иди к черту, Юся».
«И ты туда же проваливай».
— Лукьянчиков. — Мой голос пока
звучал спокойно. — Зачем пожаловал?