— Я не скажу, но ты должна пообещать,
что расскажешь мне все честно. Яра, я не буду тебя ругать, но мне
нужно знать.
Он сдержал слово и не отругал ее.
Смотрел, правда, так, что она потом месяц не могла заставить себя
снова встретиться с ним взглядом.
— Я тебя чему на тренировках учу? —
спросил он тогда. — Соизмерять силу, думать, прежде чем делать.
Видимо, плохой из меня учитель.
И вот тогда она снова заплакала,
потому что лучше бы он ругал ее, а не себя. А Грач, кажется,
испугался еще сильнее.
Думать, прежде чем делать...
Рассказать все честно. Он не станет ее ругать. Он никогда ее не
ругал, потому что его единственной просьбой всегда было не врать, и
она ему не врала.
— Я не знаю, — шепчет Яра. — Не знаю.
Ты взрослый мужчина. Наверное, тебе нужно и ты хочешь…
— Вот тут ты права, — кивает Гриша,
она чувствует, как борода касается ее макушки. — Я взрослый
мужчина, и я вполне способен себя контролировать, и я знаю, что мне
нужно, а что нет. И мне не нужно, чтобы ты боялась или к чему-то
себя принуждала. И если тебе вдруг станет легче, то я сам не
готов.
От удивления Яра задирает голову
вверх, встречается с черными глазами. Как это не готов? Если верить
фильмам и книгам, мужчины готовы всегда и везде, разве нет? Как к
этому относиться? Он ее не хочет?
Стоп. Он сейчас ей доверился. Не
судить и попытаться понять. В конце концов, она ведь…
— Я тоже, — выдыхает Яра и снова
прячет лицо у него на груди. — Но это не значит, что я не хочу быть
с тобой. Я сама не знаю, что не так.
— Все нормально, — Грач гладит ее по
волосам, как маленькую, ей-богу. А она не маленькая. Только вот
нюни распустила тут. Так что пусть гладит. — И, Яр, а вдруг ты все
же решишь, что не хочешь наших отношений, давай не будем
торопиться.
А вот это уже ни в какие ворота не
лезет!
Яра отстраняется, бьет его по груди
кулаком и тут же вскрикивает. Больно! Хватается за запястье,
поддерживая кисть, сжимает и разжимает пальцы.
— Яра! Дай посмотрю!
И он смотрит. Так смотрит, что у нее
внутри все переворачивается. Берет кисть в ладони, нажимает на
кости почти невесомо, а Яра забывает, что ей больно. И в его
движениях столько заботы, и нежности, и беспокойства, что когда он
поднимает голову, чтобы что-то спросить, она наконец вдыхает и
просит:
— Можно я тебя поцелую?
— Рука… — бормочет Григорий, но Яра
аккуратно забирает ладонь из его пальцев.