Чего оно ждет? подивился Кевин. Почему не
нападает? Такую громадину не мог напугать короткий узкий меч,
которым неуклюже махала бабенка.
Будто в ответ на его мысли, черные отростки обвили запястья
женщины. Она дергалась, но не могла освободить руки,
воспользоваться клинком.
- Филип! - взвизгнула она. - Филип!
Ее спутник наконец-то ожил. Блеснула сталь, и щупальца перерубил
мощный удар. Мужчина обнял женщину за талию, поддерживая, в его
левой руке - кинжал.
Филип?!.. Они были далеко от него, фигуры-призраки в
сумраке вечера, но в их облике чудилось нечто знакомое, и этот
голос… "Филип!" именно так кричала девушка в той, другой,
невозвратной жизни. "Филип!" Оба стройные, темноволосые;
он, похоже, левша...
Лунный свет упал на лицо мужчины, и
Кевин, как завороженный, вышел из укрытия, сделал несколько шагов
вперед. Филип и Дениза. Может, он и впрямь заснул на ходу,
и разум играет с ним злую шутку? Это объясняло чудовище, слишком
большое, чтобы быть реальным… И их присутствие здесь,
на грязной улице, огибавшей трущобу. Та ночь ему снилась не
раз...
Стало жарко, несмотря на холод осеннего вечера. Кровь потекла из
прокушенной губы, в ушах гремел стук сердца. Кевин сжал рукоять
меча до рези в суставах, уже зная, что не уйдет отсюда, пока
кого-нибудь не прикончит. Ярость и боль грызли изнутри, как бешеные
псы.
Темная тварь начала медленно
поворачиваться, привлеченная новым движением. Но заинтересовал ее
не Кевин.
В паре шагов от кареты валялся лицом вниз человек, которого Кевин -
и тварь - заметили лишь сейчас, когда тот пошевелился и застонал.
Мужчина приподнялся на четвереньки, помотал головой, медленно,
очень медленно огляделся вокруг, явно не понимая, где он и что с
ним. Встал на ноги, покачиваясь.
Луна серебрила розы дома Картморов
на его плаще, освещала чеканку на ножнах. Гвардеец.
Наверное, слетел с коня или запяток кареты, потеряв сознание от
удара. Теперь очнулся - себе на зло.
- Гарт, на помощь! - крикнула Дениза.
А Гарт увидел чудовище. Тварь заскользила к нему, неспешно и,
несмотря на свой размер, бесшумно, а он стоял и смотрел. И смотрел.
И смотрел.
Кевин хотел крикнуть -
предупреждение, ободрение, сам не знал, - но горло словно ссохлось.
Слишком жуткой была эта противоестественная тишина - даже Дениза
заткнулась; жуткой - неотвратимость, с которой смерть приближалась
к замеревшему от ужаса человеку. Но больше всего леденило чувство,
что нечто подобное он уже наблюдал, застыв, как сейчас, букашкой в
темной смоле.