– Господи, ты издеваешься, скажи? – сажусь, смотря на него сверху вниз. – Какое "любить друг друга"? Это какой-то бред! Да даже начнём с того, что я для тебя старая. Ста-ра-я! Мне тридцать один, тебе всего лишь двадцать. Улавливаешь разницу?
– Не недооценивай себя. Ты прекрасно выглядишь.
– Я и без тебя знаю, что прекрасно, но, для справки – я родилась, когда ещё СССР не развалился! У меня ребёнок, пенсионные отчисления, гора разного дерьма за спиной, а у тебя ещё молоко на губах не обсохло! Если ты вымахал под два метра и выглядишь старше, это не означает, что ты взрослый. Ты слишком молод! Молод для меня, да и вообще… Не знаю, какой кашей забита твоя голова, но она явно пригорает. Вот это всё, – трясу прикованной рукой, – это ненормально. Это незаконно. Тебя за это могут посадить. Ты это понимаешь?
– Конечно.
– Вот это и пугает, Кай. Это и пугает.
Запал иссяк, я снова сдулась.
Он садится рядом со мной, и через несколько секунд в его руке уже тлеет сигарета.
– Дерьма за спиной у тебя и правда немало. Другой на моём месте мог бы тебя даже убить. Тебе повезло, что я не другой.
По позвоночнику снова ползут мурашки, но вот только в этот раз вызвало их совсем другое чувство.
Поворачиваю на него голову и просто не могу поверить услышанному.
– За что я здесь? Что я сделала тебе такого ? Я даже по ночным клубам не хожу, вероятность того, что когда-то я тебя грубо отбрила, можно исключить. Тогда что? Наступила на ногу в очереди на кассе в Ашане? Чтобы желать кому-то смерти, нужно очень сильно для этого кому-то насолить. Оченьсильно , понимаешь? Не знаю, по каким критериям ты меня выбрал – но это ошибка.
– Я выбрал тебя уже давно, – он затягивается – черноту ночи разрезает вспыхнувший огонёк и тут же практически потухает. – И это не ошибка.
– Тогда расскажи, – кладу ладонь на его руку и пытаюсь придать голосу как можно больше теплоты. – Расскажи мне всё, Кай. Почему я здесь? Тебе не кажется, что я имею право это знать?
– Конечно, имеешь и всё узнаешь. Но не сейчас, ещё не время. Сейчас ты на эмоциях, не поймёшь, – всегда уравновешенный тон разбавляют ноты невесомого раздражения, смешанного с чем-то похожим на отчаяние. Поднявшись с кровати, тянет шнурок допотопного торшера – комнату озаряет тусклый рыжий свет.
– Я буду на эмоциях всегда, пока эта штука болтается на моей руке. Хотя бы просто сними меня с привязи, клянусь, что никуда не убегу и не сделаю никаких глупостей!