Он осмотрел площадь — она выглядела
настолько огромной, как будто загибалась горой, и чем дольше они
шли, тем сильнее нависал над ними дворец, но не приближался
совершенно, как будто здесь была магия, искажающая пространство.
Двейн внезапно решился и сказал:
— Меня их «вот это» так из колеи
выбивает, что я по сто раз прихожу, понимаю, что я не вовремя,
извиняюсь, ухожу, понимаю, что забыл, зачем шёл, возвращаюсь и
опять что-то забываю. И мне так стыдно, как будто это я «вот это»
их творю, я не понимаю, как они выдерживают. Я бы уехал из города и
сменил имя, если бы меня за таким застали.
— Что там такое? — в шоке прошептал
Барт, заранее округляя глаза, Двейн закрыл лицо ладонью и
прошептал:
— Шен госпоже стихи пишет.
— И что?
— Это очень, очень, ну прямо очень
плохие стихи. Если бы я такие написал, я бы их съел. А господин...
не съел. О, боги... — Двейн потёр лицо и запрокинул голову к небу,
обмахиваясь ладонью, посмотрел на Барта, который давился нервным
смехом, сказал с иронией: — Это тебе сейчас смешно. А я когда
прихожу, а они там... вот это всё, я не могу к ним войти, и сижу
под дверью, пытаюсь взять себя в руки. А как взять себя в руки,
когда у меня от смеха уже слёзы, сопли и икота? Смешно тебе... Про
Эйнис ты в курсе?
— Нет, что с ней?
— Она вошла к ним без стука сегодня.
И увидела что-то, что ей не надо было видеть, и повела себя
неправильно, судя по всему. Потому что Шен у неё пропуск отобрал и
выгнал.
— Он отобрал у неё пропуск? —
округлил глаза Барт.
«Что же она такое
увидела...»
— Отобрал, и в журнал дописал, в
правила посещения третьей квартиры, чтобы пропуск не выдавали ей
без крайней необходимости. Она сидела психовала, потом ушла посреди
дня, ничего никому не сказав.
Барт поморщился:
— Опять начинается?
— Опять, да. Похоже, прошлый раз её
ничему не научил.
— А что было в прошлый раз?
— Она подслушала, что он ездил в
красный квартал, и устроила скандал. А он сказал, что у неё нет
права предъявлять претензии, потому что она не в том статусе. Она
психанула и опять вещи в общагу перетащила. Дура.
С тем, что Эйнис дура, Барт был
абсолютно согласен, но её всё-таки было жалко — то, что она
влюблена в Шена, видел весь мир, а Шен делал вид, что ничего
подобного не происходит, а если даже и происходит, то это только
потому, что Эйнис дура, и это обязательно рано или поздно пройдёт
само. Годы шли, ничего не менялось, Барт думал о том, что на месте
Шена давно отослал бы Эйнис в другую страну, но молчал об этом.
Двейн тоже много чего думал и тоже молчал, годами, это было
безопаснее.