«Там точно искать
нечего.»
Он чувствовал, что в этом подходе
что-то есть, и стал разрабатывать именно эту стратегию — изучать не
настоящее, а прошлое, чтобы найти клад в тот момент, когда его
прятали. Нужного заклинания он не знал, так что пришлось подумать.
Он опустился на крышу замка, достал тетради, стал чертить и
считать, в какой-то момент понял, что места опять мало, и пошёл
внутрь замка, искать самое большое окно. Нашёл, оно было над
парадной лестницей и занимало два этажа, стёкла сохранились, так
что он достал свой универсальный карандаш, пишущий на всём, и стал
сочинять заклинание, позволяющее не просто смотреть в прошлое, но и
анализировать изменения аур, накладывая несколько картин друг на
друга.
В трансе получилось быстро, и
исписал он совсем не так много, как опасался — всего пару метров
стекла. Построил заклинание, наполнил силой до такой степени, чтобы
можно было посмотреть на момент постройки этого замка, с
удовольствием посмотрел на работу строителей, потом на жизнь семьи,
потом на жизнь их детей, и их детей, и ещё поколения. А потом нашёл
странную подозрительную закономерность.
Решив подойти поближе, он вышел из
транса и прошёл пешком в дальнюю часть заднего двора, там был
старый парк с пустыми фонтанами и неухоженными деревьями, но
дорожки были на тех же местах, что и сто лет назад. Барт шёл по
этим дорожкам, частично находясь там, в далёком прошлом, где по
этой же дорожке шла женщина, которая несла в своей ауре радость,
подозрительную радость, подозрительно часто. И несла она её в
семейный склеп.
Дверей у этого склепа давно не было,
так что Барт вошёл без помех, закрыл дверной проём щитом от света,
зажёг магический светильник и ещё раз ушёл в транс полностью,
изучая следы аур — боль, скорбь, грусть, обида... и широкая полоса
радости, такая нахоженная, как будто эта женщина ходила по одному и
тому же маршруту тысячу раз, всегда с одними эмоциями. Он оставил
заклинание прошлого, внимательно осмотрел настоящее — вокруг были
каменные гробы, массивные и очевидно дорогие, из мрамора, из
гранита, самые свежие из бетона, потому что семья обеднела, но
старые всё равно никто не тронул — грех.
«А я не верю в грех.»
Он дошёл до нужного гроба, к
которому вёл след радости, нашёл сосредоточение этой радости, в
ногах усопшего, магией отодвинул крышку гроба и заглянул внутрь — в
ногах давно высохшей, судя по туфлям, женщины лежал маленький
сундук. Он не решился его открывать, просканировал остальные гробы,
и убедился, что такие же сундуки лежали в каждом гробу, на том же
месте.