- Не помнишь, кто тут вчера был самый
первый из священников, такой высокий…
- Это был отец Иоанн, протоиерей
Александровского собора в Кронштадте.
Вот как! Получается, я видел святого
своими собственными глазами. Впрочем, до всеобщего обожания,
преклонения и святости ему далеко, как и до дискуссии с графом
Толстым. И кто знает, будет ли эта дискуссия в ЭТОМ варианте
истории.
Вскоре на Сенатской собралась
приличная толпа, священники, сановники Империи, военные и
полицейские, а еще множество чиновников, обывателей, тех, кого
обычно называют праздными зеваками, но сейчас всех их можно было
назвать народом. Они пришли не глазеть – они пришли скорбеть о
невинно убиенных. Исидор начал службу, слова молитвы уносились в
зимнее свинцовое небо, нависшее над площадью, пар от людей
вырывался при неровном дыхании – женщины плакали, даже
впечатлительные особы мужского полу вытирали непрошенную слезу.
«Надо бы, чтоб Исидор сначала
благословил рабочих и солдат, завалы разбирающих, а только потом –
всех остальных, а то начнет согласно чину». – подумал историк, но
не решился дать указание святому отцу, неизвестно, как на это
посмотрит окружение, не зарываюсь ли. В тоже время митрополит то ли
угадал мнение кандидата в императоры, то ли сам догадался, но
первым делом направился к группам рабочих, останавливаясь у каждой,
благословляя их на труд и даря надежду найти хоть кого-то в
живых.
Чем хорошо любое богослужение? Тем,
что можно подумать, если отвлечься от происходящего. Итак, я попал…
Тут получился какой-то неправильный поворот Госпожи Истории, и я
оказался в теле великого князя Михаила Николаевича Романова. Хорошо
это или плохо? И вообще, чем занимаются обычно господа попаданцы в
прошлое? Первое: адаптация и считывание информации. Тут всё просто:
на адаптацию времени нет, информация есть, благо, осталось что-то
от моего тела, причем сохранилось довольно-таки много, вот даже
сейчас, во время молитвы, губы произносят слова совершенно
автоматически, крещусь я как положено, не оглядываясь на других.
Интересно получается, немного напоминает мне ситуацию с моими
приступами: смотрю на себя как-бы немного со стороны, но раньше я
видел свое тело без сознания и как мне оказывали помощь, а сейчас
картинка со стороны: я – всего лишь движущуюся кукла. Во всяком
случае, тут включается какой-то автоматизм и мне не надо
контролировать свои действия, скорее всего, работает чужая память.
И это облегчает ситуацию. Кроме того, я вижу у себя в голове что-то
вроде кубиков, ящичков, хотите – папок на рабочем столе. В них,
насколько я понимаю, хранится информация. Во всяком случае, я могу
ее оттуда вытащить и использовать. Вот только насколько этот
информцентр живуч? Когда может произойти его стирание? Вопросы,
вопросы, вопросы. В этом всем очень напрягают два момента: общение
с женой и детьми, людьми, которые знают меня многие годы. И вообще,
с родственниками и сослуживцами. Конечно, взрыв, контузия. Но
нельзя же будет всё списывать на контузию… да! Теперь попаданцу
положено бороться за власть, захватывать ее, прогрессорствовать и
всех в бараний рог скручивать. Что мы имеем сейчас? А сейчас мы
имеем страшный кризис власти в стране, какого еще не было в
государстве Российском. В Моем мире взрыв Халтурина был в Зимнем
позже, и никто из монарших особ не пострадал. А тут и раньше, и
мощнее, и пострадавших очень много. В итоге – я имею шанс попасть
на вершину власти. Вот только могу и хочу – это разные, весьма
отдаленные друг от друга понятия. Могу ли я стать у руля
государства – шанс есть и очень даже неплохой. Хочу ли я этого –
нет, не хочу, но другого такого шанса может и не выпасть. А на
вторых ролях могу ничего и не изменить… А надо ли что-то менять?
Может быть, и не надо было бы, но сейчас уже ничего не сделать –
придется. Стоп! Стоп! Стоп! Давай-ка, друг мой историк, отделим
зерна от плевел и решим так: глобальные задачи оставим на потом:
сейчас решаем первоочередные и только их. Ты тут один, значит, тебе
нужна команда и опора. Жаль, староват мой князюшка, но двадцать лет
примерно у него есть, даже больше немного. Вот и попробуем сделать
так, чтобы не было обидно за напрасно прожитые годы. Значит, берем
власть? Как говаривал один старый академик: «Карта хорошая, будем
брать».