Когда-то Кирилла объяснение Любови Леонидовны устраивало. В
былые времена он нередко прикрывал Олега, рассказывая
воспитательнице, что друг активно занят «поиском себя» — читает с
планшета познавательную литературу. Олег, узнав, что Любовь
Леонидовну удалось провести, довольно хихикал и снова припадал к
планшету. Кирилл тогда только диву давался — как ему не надоест? И
как Олег еще не лопнул от такого количества выпрошенных в столовой
вкусностей.
Когда Олег с Дашей пришли навестить Кирилла, впервые без Любови
Леонидовны, Олег первым делом поведал, что досмотрел «Стрелу и
меч». А теперь смотрит «Адских вурдалаков», уже седьмой сезон. И
что в «Битве легенд» дошел аж до одиннадцатого уровня. У него уйма
оружия и прочих полезных в игре предметов. А Даша скромно
рассказала, что посаженная еще при Кирилле новая устойчивая к
засухам пшеница отлично прижилась. После дождей Елена Викторовна
собирается передать Герману семена.
Кирилл смотрел на друзей и отвлеченно думал, что в поисках себя
Олегу здорово помогла бы хорошая порка. А еще, Лара рассказывала, у
Германа было принято оставлять лентяев без обеда. Ночь-другую
поголодаешь — небось, как миленький прибежишь и будешь спрашивать,
чего бы такого полезного сделать. А про Дашу подумал, что когда,
отвечая на вопрос Лары, красивая ли она, сказал «да» — был,
пожалуй, не так уж неправ. Хотя, конечно, смотря, на чей вкус. Джек
характеризовал подобное строение у девушек как «взять-то не за
что». И даже, — невесело усмехаясь, думал Кирилл, — если вдруг
отыщется желающий «взять», вряд ли Даша поймет, что ему нужно.
Скорее всего, сочтет происходящее неслыханным для себя оскорблением
и расплачется.
Вот странно: Олеся, например, выдающимися формами тоже не
отличалась, но гибкостью и изяществом фигуры напоминала молодую
упругую ветку. А узкоплечая, сутулая Даша была похожа на цветок
нарцисс, стараниями Елены Викторовны выращенный в бункерной
оранжерее — болезненно-бледный, хрупкий до прозрачности, с печально
поникшей головой.
Разговаривать с друзьями Кириллу было неожиданно не о чем. А они
— Кирилл не сразу это осознал — как и прочие бункерные жители, за
исключением, пожалуй, Григория Алексеевича, смотрели на него
почему-то настороженно. В Бункере никак не могли привыкнуть к
потемневшей, как у адаптов, коже вернувшегося домой «малыша», к его
посветлевшим глазам, краткости речи и быстрым движениям.