В конце концов у меня тоже есть
предел терпения. Иногда и тишины хочется. И чтобы ты никому не
нужен был, никто у тебя над ухом не зудел и ничего от тебя не
требовал.
Как видно, Вавила Силыч что-то по
моему лицу понял, потому как он приоткрыл дверь, сгреб Родьку за
шиворот и втолкнул в коридор квартиры. После прихватил молоток и
сам отправился внутрь, сказав мне перед этим:
- Ты, Саш, давай, домой иди. Чайку
выпей и спать ложись. А можно и без чаю, сразу на бочок. Вид у тебя
больно заморенный.
- Я пирог испек – донеслось до меня
из коридора.
- Вот я тебя инструментом! – рыкнул
подъездный от двери, за ней что-то грохнуло, а после Родька
испуганно взвизгнул.
- Дурдом – констатировал я, пожалел,
что года два назад бросил курить, и отправился домой.
Не надо мне никакого чаю. Я даже в
душ не пойду. Что там – даже ругаться по поводу пустых пакетов
из-под чипсов и пластиковых жбанов с надписью: «Лидский квас»,
валяющихся на столе в комнате и то не стану. Спать хочу.
Точнее – забыться.
Наутро (а оно наступило у меня где-то
в полдень) в комнате была идеальная чистота, а у Родьки вид был
прямо по уложению Петра Алексеевича, того, который Первый – лихой и
придурковатый. Как и положено лицу подчиненному перед лицом
начальствующим.
- Завтрак готов – сказал он мне,
только заметив, что я открыл глаза.
- Это хорошо – потянувшись, похвалил
его я - Это ты молодец. Но дисциплинарного взыскания тебе все одно
не избежать.
- Чего мне «все одно»? –
озадачился мой слуга.
- Огребешь ты по-любому – пояснил ему
я – Прав Вавила Силыч, распустил я тебя.
- Зря ты, хозяин – проникновенно
сказал Родька, голос у него задрожал, нос усиленно засопел – Я же
для тебя все, ты же знаешь. Вон, Антипку поколотил, да еще как! А
сегодня-то, сегодня! Уж расстарался так расстарался!
- Что «сегодня»? – привстал я на
кровати.
- Так эта приходила – Родька потыкал
лапой в направлении потолка – Три раза. А ты спишь. И что я,
позволю какой-то там… Ну, короче – девок много, если из-за каждой
недосыпать, то никакого здоровья не хватит.
- Ты чего учудил? – даже икнул я.
Мне представилась картина в стиле
Хичкока – истерзанное тело Маринки, багровые ручейки крови на
ступенях подъездной лестницы, и злорадный хохот Родьки, стоящего
над трупом с ножом в руке. Или молотком? Нет, ножом, проломленный
череп смотрится не так выгодно, как заляпанная кровью белоснежная
женская блузка.