У выхода на черную лестницу, вроде
бы, еще никто не торчал, и можно было ускользнуть. Но едва я
представила себе, что ускользать придется со всеми нажитыми за
последний период ценностями, как затосковала еще больше. Свежи были
воспоминания, как я тащила красотку с аукциона, да и шкатулка
тяжело оттягивала руки, а еще сумка и пальто… Но выбирать было не
из чего.
Я кое-как оделась, похватала
перечисленные предметы и направилась в кухню. Дверь на черную
лестницу не один десяток лет простояла запертой, от чего ее заело,
и я убила лишних секунд тридцать на борьбу со строптивицей.
Ни один из ключей на моей связке к
ней не подошел, оставался только тот, что лежал в шкатулке.
Пришлось опробовать его — на счастье, это оказалось то, что надо.
Дверь со скрежетом отворилась, и я быстро шагнула в темноту.
Впрочем, тут же вернулась назад. Среди моих запасов полезных вещей
нашелся мощный небольшой фонарь, и я ухватила его с буфетной полки,
уже слыша в квартире чужие осторожные шаги.
Странное дело, они не искали ничего,
как будто просто шли за мной, и все. Эта странность напугала меня
куда больше, чем обычная воровская возня с имуществом.
Я скатилась по лестнице, пролетела
двором, не встретив ни единой живой души, и задыхаясь, выскочила на
улицу. Ровно через десять метров находился дорогой ресторан, и я не
нашла ничего умнее, как рвануть к его массивным дверям.
Прямо в вестибюле стало ясно, как
плохо я соответствую обстановке. В огромном зеркале в полный рост
отражалась встрепанная бледная девица в пальто нараспашку, с
огромной сумкой и картиной в руках. Одно хорошо, что заветный
ларчик из сумки не торчал — иначе меня бы тут же отправили в
психушку. А так охрана лениво покосилась в мою сторону, будучи
твердо уверена, что я ошиблась дверью.
— Вам кого? — полюбопытствовал дюжий
малый больше из остаточного служебного рвения.
Самое время было повернуться и уйти,
но неизвестная погоня выглядела страшнее даже самого пафосного
кабака, и я, запинаясь, произнесла:
— Мне… еду.
Лицо охранника понемногу
вытягивалось. Неизвестно, куда бы завела его непривычная работа
мысли, но тут в вестибюль выплыла администраторша.
Вот такие дамы раздражали меня
страшно. Светские кошечки, ни слова не произносящие от чистого
сердца, холеные до безобразия и настолько же уверенные в себе.