Они еще говорили, а я тихонько ушла. Давилась слезами... вошла в
свою комнатку и отпустила себя, привычно шмыгнула носом...
привычно... Я привыкла плакать за эти дни. Из-за кого?! Я!
Ведунья!
Вспомнилось... случился как-то разговор у бабушки с Милой.
Дословно уже все не вспомнить, но бабушкины слова не забылись:
- Какая же это гордыня? С чего ты взяла, что я себя выше других
людей несу? Это, детка, уважение к дару, который нашу семью выбрал
и во мне обосновался. Ценить это нужно, а заодно и себя тоже. Не
будешь уважать это в себе - себя, то какая же из тебя ведунья? Не
гордыня это, Милка, а гордость. Оправданная, надо тебе сказать.
Вовремя вспомнилось... вовремя. Лягушка холодная? Переживу и
это. И счастлива буду. Я знаю это - видела.
Утром привычно убрала синяки из-под глаз, переплелась. Все было,
как обычно - вышла во двор, умылась, позавтракала. Ведун ждал.
Объяснил, что нужно от меня, зачем это и когда может пригодиться. И
правда - важное умение, буду учиться. Он оглянулся, поискал
взглядом и подозвал к себе Юраса. Объяснил ему, что нужна помощь.
Тот стоял перед нами, сжимая побелевшие пальцы в кулаки и важно
кивал – да, помогу, как же, это нужное дело. Подступил ко мне и
притянул к себе за стан. А я улыбнулась ласково, заглянула в
потемневшие серо-зеленые глаза и, сбросив варежки, обняла теплыми
руками закаменевшую шею, прижалась всем телом, жарко шепча в
ухо:
- Прости - брезгую.
Не смотрела больше на него, отстранилась и отошла... прильнула к
Тарусу. Закрыв глаза, рвано выдохнула и громко, уверенно сказала,
почти велела: - Учи, ведун.
И незнакомые, твердые мужские губы накрыли мои... Мы замерли на
миг, а потом он притянул меня еще ближе к себе, приподнял и
обхватил еще крепче. И я тоже тянулась к нему, жалась, как
бездомный котенок, зарываясь руками в волосы на затылке. Я не брала
его силу, не училась ведовскому действу - просто дарила свой
поцелуй, а он брал его. Жалко всхлипнула, когда он оторвался от
моих губ и опять потянулась за лаской. Мне сейчас нужно было!
Хотела чуять себя не лягушкой холодной, а нужной и желанной -
живой.
Сама не заметила, как с силой вонзила в мужской затылок ногти. И
он глухо застонал - от боли, наверное, и опять склонился ко мне,
потянувшись к губам... И тут нас рвануло! Оторвало друг от друга и
я покачнулась - не устояла бы на ногах, но сзади подхватили чьи-то
руки. Затуманенным еще взглядом смотрела, как Юрас стоял над
рухнувшим ведуном. А тот потер челюсть, отворачиваясь от друга -
глядел на меня. Как мужчина глядел, звал взглядом. Юрас ударил
опять.