Мама говорила: «Ты рождена свободной и оставайся такой всегда!»
Папа… Впрочем, из-за любви к свободе они и погибли.
Одиннадцать моих подопечных вышли под моим надзором во двор. И я
за ними, прихватив из рук Кэрри корзинку. Сощурилась от яркого
солнца, поёжилась от мартовской прохлады и затянула на поясе тёплый
платок, который нам выдавали вместо пальто. Глянула на блестящую
свежестью молодую травку и дико ей позавидовала: даже она свободнее
меня!
Раздавая задания девочкам, проводя их через внутреннюю калитку в
ещё не покрывшийся зеленью на ветвях лес и шагая по тропинке вслед
за ними, я думала только об одном: «Три дня… У меня есть три дня…
Если совет поставит в мои документы печать, что я приписана к
пансиону навечно, даже при побеге мне будет открыта только одна
дорога – в тёмные кварталы».
Девочки разбрелись по холмам и оврагам, поросшим стоящими, как
солдатики, ростками дикого чеснока, полезного от сотни болезней,
простуд и выпадения волос. Собрать надо много, сёстры с девочками
потом маринуют его в бочках, чтобы хватило на весь год.
Я отстала от моих подопечных, поглядывая иногда, и продолжила
рассуждать:
«Итак, тёмные кварталы. Кому я там буду нужна с умением вытирать
носы и штопать рваные чулки? Но стать сестрой? Дать обет безбрачия
и пожизненной службы пансиону и мерзкой госпоже Тодлер?! Боже
Всемогущий, что же делать? Что делать?!»
Нет, бежать нужно раньше! Сегодня же ночью пробраться в кабинет
хозяйки, выкрасть свои документы, выкопать спрятанные монеты под
корнем дуба, третьего по тропинке за забором в лесу, и до рассвета
бегом к дороге, надеясь на проезжего селянина на повозке или
дилижанс для тех, кто побогаче. Пока на моих документах лишь печать
воспитанницы, изображу роспись хозяйки, будто я отпущена.
Только их надо скорее выкрасть. А девочки… я им сегодня же
расскажу втайне про волны энергий и плетения, я…
Откуда-то слева раздался вскрик. Я узнала голос сразу: это Нэтси
Банфэ, младшая из нашей группы. Я ринулась на голос. Оттуда же,
из-за густой стены вечнозелёного папоротника на валунах, донёсся
рёв, от которого мои руки покрылись мурашками.
Нэтси завопила ещё громче. Девочки за моей спиной подхватили
визг и закричали сами. Я выскочила за камень и на тысячную долю
мгновения остолбенела. Девятилетняя Нэтси припала к куче жухлых
листьев, отчего-то неистово вцепившись руками в корзинку, а над ней
нависала жуткая чешуйчатая виверна. Я таких только в книжках
видела, ещё до пансиона.